Казанская печать 100 лет назад: «У нас нельзя ни одной строчки пропустить без разрешения губернатора»

«Казанские известия» — первая провинциальная газета в России

В XIX веке в жизни столичного и провинциального российского города огромную роль играли печатные газеты. Каждое утро, кроме понедельника (в воскресенье большая часть типографий отдыхала), их получали подписчики. Когда была разрешена розница, то мальчишки-разносчики продавали их за копейки (вполне достойные деньги) на улицах, громко выкрикивая самые сенсационные известия. Во второй половине века появились еще и вечерние издания и вечерние выпуски утренних газет.

Казань многими сторонами своей культурной жизни была обязана университету. И первое печатное издание было связано именно с ним. Это «Ученые записки», затем стали выходить «Записки Казанского экономического общества». В 1811 г. при университете были основаны «Казанские известия», которые являлись первой провинциальной газетой в России, через девять лет они были закрыты Магницким. Потом появились журналы «Казанский вестник», «Заволжский муравей» с материалами по истории, географии, статистике, этнографии, по общественным вопросам. Но главной и единственной газетой с 1838 года и долгое время были официальные «Казанские губернские ведомости». Сначала они состояли только из официальной части, потом разрешили «Прибавления»: там сообщались городские цены, давались списки приехавших в город и выехавших из него, скудно сообщались новости. Но все же это была уже городская жизнь!

Но вот с конца 1850-х годов Россия вступает в мир буржуазных реформ. Рынку нужна информация! И быстро появляется множество частных газет. Большая их часть начиналась как «биржевые» («Казанский биржевой листок», издавался с 1868 года 24 года), т. е. с информацией, связанной с торговлей, но постепенно многие из них выросли в общественно-политические и литературные. В 1860-х годах газеты по силе воздействия на читателя начали успешно конкурировать с журналами, газета стала огромной политической силой и буквально жизненной потребностью для всех слоев общества. Казенные «Губернские ведомости» теряют свое значение. В больших городах появляется два, три, а иногда и больше новых изданий.

Против «раболепства» перед Москвой и черносотенный «Казанский телеграф»

В программу газет входили: телеграммы, городские новости, общественная и политическая хроника, областная хроника, корреспонденции — иногда даже заграничные, внутренняя хроника, т. е. общероссийские известия, фельетон, обзор театральной жизни, справочный отдел, объявления и реклама. Обратите внимание на претензии провинциальных газет — они хотели для своего читателя полностью заменить собой издания столичные, даже иностранную хронику предлагали на своих страницах. «Камско-Волжская Газета», которая выходила в Казани с 1872 по 1874 гг. под редакцией известного казанского и поволжского деятеля Н.Я. Агафонова, вообще выступала с протестом против «раболепства» перед «столицей» и требовала децентрализации России.

Газета «Волжско-Камское слово» в 1881 году писала: «Нам могут возразить, что не дело местной, провинциальной печати обсуждать эти слишком общие и серьезные вопросы; что ее работы, напротив, должны быть приурочены к почвенным, так сказать, интересам своего края …напротив, провинциальная печать должна от периферии к центрам подавать свой голос по всем вообще вопросам, и этот голос будет тем полновеснее, звучнее для всей России, чем большего круга идей, интересов и мыслящих единиц он служит выразителем. Поэтому в провинциальной печати необходим как бы спектральный анализ всякого светового луча, исходящего от центров к окружности, или необходимыми изучать на месте, что чувствует, как мыслит по данном вопросу провинция; а сверх того, — чем она сама интересуется и как живет в данный момент».

Большая часть газет были либеральными — «Волжско-Камское слово», «Казанские новости». Консервативным изданием были «Казанские вести», черносотенным и монархическим стал к началу XX века «Казанский телеграф».

Лучшей провинциальной газетой Поволжья был «Волжский вестник», который начал выходить в 1884 г. В течение пяти лет его главным редактором был историк права, профессор Казанского университета Н.П. Загоскин. Это привлекало к ней многих прогрессивных общественных деятелей, ученых, писателей, публицистов. Здесь печатались Д.Н. Мамин-Сибиряк, Г.И. Успенский, Н.К. Михайловский, С.Н. Южаков, В.Г. Короленко, A.M. Горький, Н.Н. Булич.

Назначенные издатели и неблагонадежные журналисты

Что представляла из себя казанская газета? Какой она была? Право на издание газеты закреплялось правительственными органами за определенным лицом — издателем. Издателями утверждались лица, в политической благонадежности которых власти были твердо убеждены, запрашивалось мнение департамента полиции, губернатора, собирались необходимые справки. Издатель представлял на утверждение избранного им редактора. Что касается редакционных сотрудников (обычно газету, даже ежедневную, готовили шесть-восемь, а в провинции и того меньше редакционных работников), то их состав властями непосредственно не контролировался. Казань была переполнена разночинцами, крайне нуждавшимися в заработке. Так что в редакциях нередко работали отбывшие свой срок политические ссыльные, бывшие студенты, исключенные из университетов за участие в «беспорядках», другие «неблагонадежные» лица.

Так, с середины 1885 года ближайшим помощником редактора-издателя казанской газеты «Волжский вестник» профессора Николая Павловича Загоскина стал Петр Александрович Голубев, не раз подвергавшийся репрессиям. К редакционной работе был привлечен и Владимир Львович Поляк, исключенный из Новороссийского университета за организацию нелегального студенческого кружка.

В середине 1887 года губернатор объявил о высылке Голубева из Казани. Обязанности его перешли к Поляку, к редакционной работе привлекается теперь Александра Петровна Подосенова, высланная из Петербурга столичным градоначальником. Она была дружна с сестрой Веры Николаевны Фигнер, известной народоволки. Вскоре Поляк и Подосенова поженились. В 1889 году Поляк и Подосенова были высланы из Казани. В 1885 году департамент полиции обратил внимание казанского губернатора на «тенденциозное направление газеты «Волжский вестник». Департаментом полиции были собраны сведения о составе редакции означенной газеты, причем выяснено, что редактор, профессор Казанского университета Загоскин, не будучи самостоятелен, находится под влиянием своих сотрудников, состоящих почти исключительно из лиц политически неблагонадежных».

Фактически большую ежедневную газету делали три человека (иногда в редакции был еще конторщик или технический секретарь). В конце 1885 года Евгений Николаевич Чириков, впоследствии известный писатель, а тогда студент Казанского университета, написал рассказ о судьбе бедняка-ребенка и по почте отправил его в газету. Когда рассказ «Рыжий» появился в печати, он решился зайти в редакцию. «Вышел секретарь редакции В.Н. Поляк и сказал, — вспоминал Чириков, — что очень приятно познакомиться… Потом вышла политическая и журнальная обозревательница А.П. Подосенова и тоже выразила лестное для моего самолюбия желание, чтобы я сделался придворным беллетристом. В довершение всего вышел из редакции сам редактор профессор Н.П. Загоскин и, познакомившись со мною, распорядился: — «Выдайте г. Чирикову гонорар!». Я был ошеломлен, сконфужен, был готов убежать из редакции… но я ходил в одеяле вместо пледа и трясущейся рукой принял первый гонорар — 14 рублей 70 коп.!.. По две копейки со строчки».

Отношения с цензурой: «У нас нельзя писать «царствует»

В 1891 году Загоскин продал газету присяжному поверенному Николаю Викторовичу Рейнгардту. Тот пригласил вести газету Александра Иванчина-Писарева: «Я работаю, как вол. Положительно все репортажи, корреспонденции, статьи и фельетоны требуют редакции. Мараешь, мараешь рукописи без конца. «Последняя почта», «Внутренние и заграничные известия», всякие мелочи, даже «Справочный отдел» требуют времени и труда. С 10 часов утра я в редакции, где режу, пишу, исправляю, принимаю посетителей и сотрудников… К пяти-шести часам, смотря по времени прихода почты, составляю расписание номера и делаю отметки на типографских оттисках от корректора, который очень мил как человек, но легко распускается за ночной корректурой. В семь часов вечера иду — чаще еду на «ломовом извозчике» (здесь это принято) за 5 к. — домой обедать. После обеда сплю, если позволяет настроение, если не вспоминаешь, что в номере есть где-нибудь упущения. В 10 часов вечера пью чай и в 11 — опять в редакцию, чтобы приводить в порядок газету после цензора, который иногда страшно бесит… Еще не было случая, чтобы я после ночных работ в редакции возвращался домой раньше 2 часов». После цензора Иванчин-Писарев «приводил в порядок» газету синим жирным карандашом.

Подробно останавливается в письме Иванчин-Писарев на взаимоотношениях с цензурой. «У нас нельзя писать «царствует», а нужно «господствует», нельзя ни одной строчки пропустить о голоде в Каз. губ. без разрешения губернатора (то и дело пропадают корреспонденции, и их нужно заменять соответствующими кусками по размеру каких-нибудь других произведений), нельзя писать «Петр I», а нужно «Император Петр I», нельзя касаться учебного ведомства до директора включительно, полиции — до урядника, духовенства — до дьякона, нельзя «сомневаться в целесообразности мер» начальника губернии, полиции, земских начальников и т. д. и т. п. без конца. Познакомившись лично с цензором, я позволяю себе то и дело торговаться с ним по телефону. Иногда уступает — и за это спасибо». Местные газеты, в отличие от столичных газет, выходили под предварительной цензурой. Поздно вечером, когда номер был полностью набран, в типографии делался первый оттиск. Каждый вечер цензор получал оттиски всех четырех полос газеты, и они возвращались через некоторое время в совершенно изувеченном виде. Казанская цензура была особенно непримирима в отношении материалов о жизни студентов университета — это была практически запретная тема, нельзя было касаться рабочего вопроса. Относительно легче проходили разоблачения воротил и дельцов Нижегородской губернии, Вятской, Пермской и т. д. — казанских касаться было нельзя. Зато о казанских воротилах проскальзывали материалы в газетах соседних городов… В 1892 году казанскому цензору было указано, что он не должен был пропускать в печать статью «Молодежь», в которой студент «рассказывает, что он не может принимать у себя товарища, ибо боится, что дворник донесет на него и тогда его, пожалуй, уволят из университета». Цензор был вынужден предоставить специальное объяснение по поводу статей на местные темы и ему было указано, что статьи на местные темы могут допускаться в печать только после предварительного согласования с городскими властями.

Ударились в желтизну: «Потворство грубым инстинктам толпы»

Интересные данные содержит письмо Иванчина-Писарева о финансовой стороне издания: «Без поддержки деньгами со стороны газета не сможет существовать при том количестве подписчиков, какие она имеет. По ордеру в типографии ежедневно печатается 2 200 экз., но из них только 1 895 идет сейчас подписчикам, остальные 305 предназначаются для розничной продажи, которая не поглощает всех номеров. Остается то 100, то больше. Расходов пропасть!». Иванчин-Писарев собирался упорядочить расчеты с авторами, сократить расходы на типографию и бумагу. Трудности газеты усугублялись конкуренцией со стороны «Казанских вестей», издававшихся Н.А. Ильяшенко. В связи с предстоящей подпиской на 1892 год, Ильяшенко «усилил отдел кровавых убийств», «Смеси», всячески себя рекламировал: «За ним не угонишься в потворстве грубым инстинктам толпы, в полемике с целью подписки, в разных махинациях бывшего радикала, которому до зарезу нужны деньги». Он собирался выпускать газету и в праздничные дни, а в будущем — и по понедельникам, собирался отказаться от статей профессоров университета, «научно разрешающих вопросы, до которых никому нет дела» и т.д. В крупных городах выходило несколько газет, находившихся между собой в состоянии ожесточенной конкурентной борьбы. Провинциальные газеты выходили тиражом 1 000—1 500 экземпляров, 2 000 считалось уже хорошим тиражом и 3 000 — рекордным. Борьба за подписчиков носила очень напряженный характер. Конкуренция «Казанского биржевого листка» с «Волжским вестником» определяла многое в казанской жизни.

Во второй половине XIX века газеты печатали даже большие художественные произведения — например, романы, которые могли растягиваться на несколько лет. Они так и назывались: роман-фельетон, потому что они занимали место внизу газетной полосы, в «подвале» — все, что там печаталось, независимо от жанра, называлось «фельетоном». Однако редакторов привлекал в первую очередь жанр рассказа. В ряде газет были специальные рубрики, под которыми шли маленькие рассказики, сценки, зарисовки. Стихотворения печатались чаще всего в качестве откликов на те или иные события. Особенно много печатали газеты переводов. Два номера в году — пасхальный и рождественский — почти целиком заполнялись художественными произведениями, оригинальными и переводными. В провинциальных газетах публиковались в основном местные авторы.

Газетная реклама: «Я лысый, жена лысая, дети лысые..»

Газеты жили не только за счет подписки и розницы, но и, конечно, рекламы. «Я был лысым», — восклицал моложавый господин на рисунке в одной из казанских газет. «Моя жена была лысая. Мои дети были лысыми. Моя теща была лысой. И вот мы стали использовать бальзам фирмы «Иванов и К» — и посмотрите на нашу шевелюру». И у господина на рисунке была шевелюра, более богатая, чем грива у льва.

Сезонные проблемы, водопровод, развлечения… — вот что было газетными темами. Вот горожане радуются наступающей зиме 1893 года:

Зима. Казанцы торжествуя
На санях обновляют путь,
и бодрость духа в себе чуя
Спешат от радостей кутнуть!
Долой хандра, микробов тучи,
Пришел конец всем теперь.
Нам не страшны навоза кучи, —
И санитар не стукнет в дверь!
Прошла пора забот, волнений,
Прошли неласковые дни!
Мороз рассеял мрак сомнений
И в грезах чудных сновидений
Мы видим радости одни.
Теперь «микроб» нас не тревожит,
Бацилла тоже не страшна,
И инфлюэнция не может —
Нам быть опасна и вредна…
Ценя зимы заслуги эти
Мы веселимся и кутим,
и будто маленькие дети
На все с улыбкою глядим.

Или в том же году обсуждают возможности электрического освещения: «В заседании думы 7 ноября обсуждалось предложение инженера В.Э. Малера об устройстве в Казани электрического освещения. Г. Малер согласился устроить 25 дужных фонарей, силою света до 1 200 свечей, определив за освещение улиц брать не более 15 коп. за час горения одного дуженого фонаря. По приблизительному расчету эти 25 фонарей должны заменить 200 газовых фонарей, произведя значительное улучшение и увеличение света».

И еще переживают по поводу чистоты в городе: «Ввиду того, что многие из домовладельцев города и до сего времени не привели своих дворов в надлежащий порядок, полиция осматривает дворы неряшливых домовладельцев, понуждая их очищать владения от навоза и нечистот. Лица, не выполняющие требования полиции, привлекаются к ответственности».

«Казань падает!»

Но обсуждение городской жизни шло в основном в критическом тоне. Известный краевед П. Васильев писал в статье «К вопросу об основании в Казани публичного музея» «Скажут, что наш городской бюджет едва сводит концы с концами, его едва хватает на удовлетворение самых насущных общественных потребностей, о мне кажется, что школы, библиотеки, музеем и т.п. общеобразовательные учреждения такие же «насущные» потребности для города, при том университетского, как и содержание, например, пожарной команды. А исходя и этой точки зрения, вопрос об основании и поддержании публичного музея со стороны города не будет праздным и не заслуживающим внимания, но существенным и требующим скорейшего разрешения».

А «Волжский вестник» в 1884 году сокрушался: «Казань падает»!.. Вот мысль, которая в последнее время все чаще и чаще напрашивается на язык, гнетет ум, возбуждает беспокойство. Чем дальше идет время, тем выразительнее становятся симптомы городского расстройства, тем сильнее приходится опасаться за дальнейшую судьбу «столицы востока». Факт упадка Казани уже несколько раз констатировался на страницах «Волжского Вестника», причем в подтверждение его приводились отдельные случаи из разных областей городской жизни. … Сокращение фабричного производства, упадок всякой промышленности и торговли, уменьшение кредитных операций, понижение стоимости городских недвижимостей, убыль городских доходов, падение государственных сборов и коммерческих предприятий, — вот факты, которыми характеризуется современное положение когда-то славного города Казани».

И даже оппонент — «Казанский телеграф» согласен: «Что касается, в частности, города Казани, то ведь давно уже известно, что самим роком она обречена влачить исключительно жалкое существование. Местные гешафтмахеры, привыкшие свой сравнительный досуг уделять публичным упражнениям в пустословии, лишенном даже пособия красноречия, — невозможно без статности и эгоизма, — твердят, что причина всех бедствий города ими дознана: Общество Московско-Казанской железной дороги не желает строить какого-то места, а министерство путей сообщения не признает необходимости немедленного сооружения Северо-Казанской железной дороги. Но я не так глуп, чтоб этому верить. Город Казань в своем культурном развитии отстала от других областных центров России потому, конечно, что интеллектуальная жизнь ее населения едва пробуждается, и темп этой жизни страшно замедлен… А Казань! — Ее хронограф всматривается в окружающую его местную действительность и его рука не в силах записать на открытые страницы будущей истории города ни одного благотворного явления. Его сердце ищет счастливые улыбки на одушевленном и милом лице и находит на сонных физиономиях лишь отталкивающую неподвижность угрюмого равнодушия ко всему, в чем манит прелесть человеческого существования».

А вот фельетонист обозревает жизнь городского обывателя: «Жизнь казанская идет по-прежнему тихо и монотонно, казанцы в клубах по-прежнему продолжают играть, по-прежнему прохаживаются по Черному озеру под звуки военной музыки, слушают концерты в саду «Тиволи», ездят любоваться разливом широкой Волги, гуляют по Панаевскому саду, охотники до путешествий делают кругосветные путешествия в балагане на Николаевской площади и в одну минуту, точно невидимой силой, переносятся из Парижа в Лондон, из Лондона в Рим и так далее … Тишь да гладь, Божья благодать», вот все, что можно сказать про казанскую жизнь и все идет в ней по заведомому порядку».

«Стыдно сознаться в том, что у нас, например, в Казани, — центре просвещения целого края, — многие, даже вполне интеллигентные обыватели, — мало того, даже обыватели, имеющие, так сказать, специальный патент на ученость — до сих пор не могут отрешиться от взгляда на дело издания газеты, как на дело торгашеское, равносильное открытию «фруктово-галантерейной» лавочки или «погребка распивочного или на вынос»,— писал один из корреспондентов «Волжского вестника».

В этой миссии — просвещения общества — казанские журналисты видели свою высокую миссию. И в этом основа того, что в Казани в XIX веке были лучшие в России провинциальные газеты.