Дело поджигателей церквей: как подсудимый просил православного батюшку побожиться
В Казанском гарнизонном суде допросили настоятелей горевших храмов и сотрудников МВД, как потерпевших по делу «Чистопольского джамаата»
Сегодня в Казани выездная коллегия Приволжского окружного военного суда намерена начать допрос свидетелей по делу о поджогах церквей и обстреле «Нижнекамскнефтехима». Не менее интересны показания уже допрошенных судом потерпевших. Один настоятель прямо в суде заявил, что ущерба храму поджог не причинил. Второй оказался старым знакомым «амира Татарстана» Раиса Мингалеева. О передаче здания приходу под видом стройматериалов, цене оскверненных и закопанных икон XVI века и особенностях учета церковных пожертвований, — в материале «Реального времени».
Сатанистам огнезащита не по зубам?
Потерпевший настоятель чистопольского православного прихода Сергия Радонежского Алексей Карташов прибыл в храм Фемиды в рясе и с нагрудным крестом. И рассказал, что на момент поджога в ноябре 2013 года деревянный храм в честь новомучеников и исповедников российских в Чистополе еще строился, освятили его позже. О ЧП батюшке, по его словам, сообщили звонком в 5 утра из МЧС, в 7 был на месте: «В двух местах храм поджигали. Но милостью Божьей так получилось, что до этого мы храм обработали огнезащитным составом». Обработка производилась трижды еще в августе.
В поджог церкви исповедующими ислам настоятель не верит. Говорит, мусульмане, наоборот, оказывали помощь еще с начала строительства, а позже один из них работал в храме охранником. Никаких конфликтов со строителями, по его словам, тоже не было. «Я предполагаю — [это сделали] сатанисты. Те люди, которые поджигали храм, они бы и мечеть подожгли», — поделился с судом Карташов. А позже вообще высказал версию, что уничтожать храм и не хотели: «Ущерба нет никакого. Видимо, пожалели — видели, как я тружусь. Если бы хотели, чтобы целиком сгорело — наверх бы нам бутылку положили...»
Председательствующий судья Юрий Клубков решил выяснить — поддерживает ли потерпевший свое заявление о взыскании ущерба от поджога? И услышал, что оно писалось не вполне добровольно: «На меня там настояли, чтобы я хоть какой-то ущерб написал — 500 рублей, 1 тысяча, 8 тысяч. Написали 8. Ущерба никакого нет». В итоге, суд принял отказ потерпевшего и производство по его иску прекратил.
Напоследок подсудимый Рафаэль Зарипов задал настоятелю вопрос: «А вы уверены, что это мы сделали?». В зале поднялся ропот. Гособвинитель возмутился, что таких показаний потерпевший и не давал. Но судья не успел снять вопрос, как Карташов ответил: «Пусть органы разбираются. Я на вас, ребята, не гружу».
Оскверненные иконы «дожгли и закопали»
Пришел в светском облачении и от иска на 8 млн 164 тысячи не отказывался настоятель храма имени святого великомученика Дмитрия Солунского в селе Ленино Новошешминского района Алексей Колясев. Осенью 2013-го его прихожане лишились сначала часовни-купели у родника вышеназванного святого, а затем молельного дома. А еще злоумышленники дважды закрашивали черным двухметровый дорожный знак «Родник св. Дмитрия Солунского». Ущерб по часовне ревизионная комиссия прихода оценила в 360 тысяч, по храму — в 7 млн 804 тысячи рублей. «Вся утварь церковная уничтожена, сгорела литература, мебель. Все это закуплено было на 800—900 тысяч за месяц-полтора до пожара. А за неделю была подарена икона Петра и Февроньи, писанная на золоте. Ориентировочная цена ее тогда была 120—140 тысяч рублей», — рассказывает Колясев.
Из оглашенного старшим прокурором отдела прокуратуры РТ Юрием Мадановым акта от 18.01.2015 г. стало ясно, что та икона была не самой ценной. Огонь уничтожил две реликвии XVI века — образ Иоанна Предтечи 90х140 см и икону Косьмы и Дамиана такого же формата. Каждую из этих святынь приходские ревизоры оценили в 1,8 млн рублей. Также в числе утраченных оказались аналойная икона Божией Матери «Знамение» начала XVII века, размерами 40х60 см (оценили в 900 тыс. рублей) и аналойная икона Спасителя середины XIX века того же формата (600 тыс. рублей). Впрочем, благодаря реставрации, цена этих работ могла бы вырасти в десятки раз, сообщил суду настоятель прихода, ссылаясь на консультацию со специалистами.
Защитников интересовало, нашли ли после пожара остатки тех икон, книг и прочего имущества? Колясев отвечал, что все это собрали и сложили в выкопанную у храма яму: «Там это досжигали. По уставу церкви все, что находится в храме, выкидывать нельзя. Если совершено осквернение, святотатство (под этим понимается и уничтожение имущества религиозного) — то, либо это надо было везти в лепту, либо тут же рядом сжечь и закопать. Мы выбрали второй вариант».
Также выяснилось, что погорели не только ценности, но и почти вся документация на них. Включая договора пожертвования, подготовленные для отчета на ежегодном епархиальном собрании в Казани, которое — вот ведь совпадение — должно было состояться в понедельник 18 ноября 2013 года. Храм же сгорел в ночь на воскресенье. «Неужто ревизорам хватило лишь слов настоятеля?» — удивились адвокаты подсудимых. «Нет», — отвечал сам Алексей Колясев. По его словам, все члены комиссии видели ныне утраченные ценности, иначе бы акт не подписали. А вот хранение раритетов без охраны и страховки батюшка назвал повсеместной практикой российских церквей, за редким исключением.
Здание дарили как стройматериалы
Тут один из подсудимых поинтересовался, почему в материалах уголовного дела ущерб постепенно увеличивается, и перечислил якобы называвшийся потерпевшим порядок цифр: 10, 30, 50 тысяч рублей, 4 млн и, наконец, 8 млн рублей. Однако судья снял этот вопрос, согласившись с прокурором, что пока подобные материалы на процессе не исследовали. Ранее по тем же причинам было отказано в ходатайстве подсудимого Айрата Ситдикова. Он просил сделать запрос в «Вымпелком» о телефонных соединениях его номера с привязкой ко времени и базовым станциям, позволяющей судить, где примерно находился абонент. По словам Ситдикова, в материалах следствия есть ответ сотового оператора без привязки к станциям, а на руках у адвоката — ответ «Вымпелкома», в котором время звонков отличается от данных следствия. На слова гособвинителя о преждевременности ходатайства подсудимый заявил: 15 ноября истекает трехлетний срок хранения данной информации, прописанный ФЗ «О связи». И попросил хотя бы направить судебное требование в сотовую компанию о сохранении этих данных. Но понимания не встретил.
Предположение защиты, что поджог храма мог быть лишь средством скрыть кражу, священник из Ленино не принял. Хоть своего охранника в храме не было, но хорошая металлическая дверь и решетки на окнах имелись. Любопытно, что на момент пожара молельный дом на бумаге вообще не существовал. По словам Колясева, здание бывшей столовой агрофирмы без окон, дверей и пола приход получил даром и без всяких бумаг: «Дабы упростить момент передачи, все было передано и записано, как стройматериалы...»
Дальше администрация района выделила 150—200 тысяч рублей для начала ремонтных работ, остальное появилось благодаря дарителям и работе по их поиску. Официально зарегистрировать объект собирались после окончания работ. Кстати, позже из допроса главы Ленинского поселения Новошешминского района Виктора Веретенникова стало понятно, что и сгоревшая часовня-купель, построенная местным предпринимателем, по документам была ничья. Ленинцы считали объект своим ошибочно — оказалось, земля под ним числится за соседним поселением.
Будущий «амир Татарстана» в группировке «уважение имел»
На допросе ленинский батюшка запутался в датах, вспоминая, когда был испорчен двухметровый дорожный знак «Родник св. Дмитрия Солунского» — его осенью 2013-го дважды закрашивали черной краской. Зато в деле есть его показания, где он вспоминает даже госномер белой «Лады-2114», на которой той же осенью к храму подъезжал человек, представившийся армянином. «Он сказал, что работал здесь, попросил поставить свечку. Поставил, постоял внутри, сказал, что у них все по-другому, и уехал», — рассказал суду Колясев. По его словам, мужчина тот был с большой бородой, но сейчас опознать его среди присутствующих в зале он не сможет, да и номер авто уже не вспомнит.
Между тем, согласно материалам дела, в том госте Колясев опознал через затемненное стекло ныне обвиняемого Алмаза Галеева. Всего на опознание были представлены три человека. В суде настоятель сначала сказал, что проводилась эта процедура через несколько месяцев, потом сказал — через месяц. Впрочем, прокурор уточнил — в январе 2015 года, то есть через год с лишним. На суде Колясев Галеева не признал. Но тот сам обратился к настоятелю с предложением — дать те же показания на «детекторе лжи». Председательствующий судья Юрий Клубков снял этот вопрос. А Галеев продолжил: «Так как наше дело связано с религией, хочу предложить, чтобы потерпевший поклялся Богом, если он не против». «Вопрос снимается, балаган не устраивайте», — потребовал Клубков. «А почему он врет?» — прозвучало из клетки.
В свою очередь, прокурор Юрий Маданов поинтересовался у Колясева — знал ли тот Раиса Минвалеева? По версии следствия, тот был лидером «Чистопольского джамаата», организатором терактов, включая покушение на муфтия РТ и убийство его зама. «Обучались вместе в 90 годах в чистопольском сельхозтехникуме, я многих из молодежи знал, и его тоже. Несколько раз встречал», — ответил православный священник, напомнив, что то было время группировок: «Все районы были поделены. Если ты переходишь из одного в другой, ты должен с кем-то общаться...» Дальше Колясев уточнил, что Минвалеев имел отношение к самой «на тот момент знаменитой» чистопольской группировке «Татаринские» и «уважение в ней имел».
— После этих поджогов встречались? — спросил прокурор.
— Я его встретил весной 2014 года. После того как он был убит при задержании (в мае 2014 года в Чистополе, — прим. ред.) и появились в интернете с ним кадры, я вспомнил, что с ним виделся, — рассказал батюшка. — На выезде из Чистополя есть магазин «Эссен». Выходя с остановки, я увидел старичка — человека в очень запущенном состоянии. Я еще подумал, насколько можно себя запустить, и что он сильно пьет: рваная фуфайка, старая, тюбетейка, в таком же состоянии штаны грязные и валенки-галоши. Грязный. Я вспомнил, что где-то я этого человека видел — сильно изменился, в общем. И он так стоит, смотрит, я понял — он меня узнал, и я его.
«Может, я не дал ему коврик для намаза...»
Также суд допросил в качестве потерпевших двух майоров из Центра противодействия экстремизму МВД по РТ — оперативники Вадим Григорьев и Марсель Сафин. По версии обвинения, обоих оболгал ныне подсудимый Джаудат Ганеев, когда в апреле 2014 года обратился с заявлением в Следком по РТ. В тот момент Ганеев уже находился под стражей и привлекался в качестве подозреваемого по делу «джамаата». Перед началом допроса Григорьев заявил суду, что неприязни к подсудимым не испытывает. Зато в наличии таковой признался Марат Сабиров. «Считаю, что это один из тех, кто сфальсифицировал это уголовное дело», — пояснил обвиняемый суду.
Старший прокурор апелляционного отдела прокуратуры РТ Юрий Маданов спросил потерпевшего, приходилось ли ему проводить оперативные мероприятия в отношении Ганеева. По словам Григорьева, у подозреваемого дома был найден пистолет, и следователь в марте 2014-го поручил ему и коллеге выяснить ряд вопросов. «В начале апреля мы неоднократно возили Ганеева для проведения мероприятий к нам на работу и задавали вопросы — знаком ли он с [Раисом] Мингалеевым (находившимся в тот момент в розыске по делу о подрыве машины муфтия РТ и убийстве его зама, — прим. ред.), откуда у него оружие», — рассказал суду оперативник ЦПЭ.
«Объяснения отбирались?» — поинтересовался прокурор. И услышал в ответ: «Нет, человек на контакт не шел». Также отрицательно майор ответил на ключевой вопрос Маданова о том, не применялось ли «физическое, моральное, психическое давление вами или другими сотрудниками». Никому из полицейских на насилие Ганеев не жаловался, но 10 апреля 2014 года после возвращения из ЦПЭ заявил об этом сотрудникам СИЗО. «Медработник его осмотрел, никаких травм не обнаружил», — сообщил оперативник. «Он сообщал, в чем заключалось насилие?» — спросил прокурор. «Сейчас не вспомню», — ответил потерпевший. Адвокат Лилия Ахкамова поинтересовалась, что же такого случилось в тот день. Полицейский заверил, что «все было, как обычно», и объективной причины для жалоб подозреваемого не было: «Я же не могу человеку в голову залезть. Может, у него такое настроение было. Может, я не дал коврик для намаза. Может быть, адвокат посоветовал! Может, еще кто-то — я не знаю...».
Полицейский Марсель Сафин подтвердил слова коллеги. В частности, в том, что компенсации морального вреда с обвиняемого в ложном доносе потерпевшие в погонах не требуют.
Подписывайтесь на телеграм-канал, группу «ВКонтакте» и страницу в «Одноклассниках» «Реального времени». Ежедневные видео на Rutube, «Дзене» и Youtube.