Как менялись директора на шерстяном заводе

Так водяная мельница на Булаке, на которую проживавший рядом Иван Афанасьевич Михляев, вероятно, давно уже «положил глаз», перешла казенному шерстяному заводу, и А.П. Грузинцев мог праздновать победу. Тем не менее борьба только начиналась. С подачи Н.А. Кудрявцева и И.А. Михляева (последние, судя по всему, весьма крепко и тесно «спелись») на А.П. Грузинцева посыпались обвинения в разного рода злоупотреблениях, приписках и даже в производстве сукон ненадлежащего качества. При этом михляевские сукна непременно (и не исключено, что совершенно безосновательно) преподносились как самые лучшие, оттого они в основном и закупались для стоявших в Казани и следовавших через Казань полков — в отчетах за 1717–1718 гг. указан даже немаленький долг И.А. Михляеву за сукна. В итоге в результате многочисленных доносов на имя Петра I положение А.П. Грузинцева стало настолько шатким, что он был практически отстранен от управления предприятием.

Такого удара честный служака пережить не смог и скоропостижно скончался в первые дни 1719 года — при этом нет сомнения, что его смерть ускорили интриги двух старых прохиндеев — Н.А. Кудрявцева и И.А. Михляева. В ведомости вице-губернатора хладнокровно показано: «Начат в прошлом 714-м году коштом его императорского величества и был под присмотром по 719 год подполковника Афанасья Грузинцова и содержался Казанской губернией из положенного числа на мундирное состояние (т.е. для изготовления сукна на мундиры — авт.). А в 719 году генваря против 10 числа оный подполковник Грузинцов внезапною смертию умре». Своим Указом от 19 марта 1719 года Петр задним числом отстранил А.П. Грузинцева от заведывания шерстяным предприятием, поручив вице-губернатору Н.А. Кудрявцеву взять «в свое ведение мастеров со всем заводом» (РГАДА, Монастырский приказ, св. 222, д. 104, л. 215).

После «смены директоров» шерстяной завод продолжал по прежнему работать «вяло и убыточно». Н.А. Кудрявцев не старался развертывать казенное предприятие, явно клоня дело в сторону передачи завода И.А. Михляеву. Скорее всего, не без участия того же Н.А. Кудрявцева 5 июня 1722 года состоялась и долгожданная встреча Петра I с И.А. Михляевым (разумеется, не в доме у церкви апостолов Петра и Павла, а в крепости), и по его же совету явились на свет те пресловутые два блюда с золотом, серебром и каменьями или нечто в подобном роде — уж поверьте, давний приятель и собутыльник императора Никита Алферович лучше нас с вами знал, как угодить государю. Судя по дальнейшему ходу событий, вероятно, предварительная договоренность о дальнейшей судьбе казенного предприятия была достигнута уже в ходе этого их рандеву — не случайно же в «ревизской сказке» (декларации о доходах) от 3 мая 1723 года в числе прочей казанской недвижимости И.А. Михляева в приходе Богоявления Господня у него показан не «суконный», а «кожевенный» завод. Представляется, что зная о скорой передаче в его ведение казенного шерстяного завода, Иван Афанасьевич просто-напросто заблаговременно перепрофилировал собственное суконное дело под кожевенное — технологии обоих производств не слишком разнятся. И он не ошибся — уже через год (письмом Петра I от 15 июня 1724 года) «казенный шерстяной завод с готовым домом и со всеми станами и прочими инструментами» был передан И.А. Михляеву с предложением приложить «свое старание оный размножить для своего интересу» (РГАДА, Монастырский приказ, св. 222, дело 104, л. 215). Дождавшийся, наконец, своего «звездного часа» Иван Афанасьевич тут же не преминул «позолотить ручку своему куму и благодетелю» — вице-губернатор Никита Алферович Кудрявцев получил от него «за труды» в свою собственность овчарное заведение в Верхнем Услоне, оно было не нужно И.А. Михляеву, который прекрасно обходился покупной шерстью.

Так произошла передача бывшего казенного завода в руки нарождавшейся промышленной олигархии. В условиях реформ первой четверти XVIII века подобное развитие событий было не просто логичным, но, пожалуй, единственно возможным — всякий знакомый со школьным курсом истории России расскажет вам, как при Петре I рождались крупные производства, основанные на разделении труда — мануфактуры. В этом смысле новоиспеченная Казанская суконная фабрика была самой что ни на есть «классической мануфактурой» — ее производственные цеха различного профиля и объекты хозяйственной инфраструктуры можно было отыскать едва ли не в каждом районе тогдашней Казани: в Суконной слободе, на Булаке (Суконная мельница), у крепости (в Пятницком приходе), и наконец, в самой крепости, о чем в ведомости 1727 года есть следующая запись: «В 1725 году, по Указу Правительствующего сената, велено им (губернскому начальству в лице Артемия Волынского — авт.) дать для показанной мануфактуры в Казани в каменном городе двор каменной, который строил бывшей губернатор господин граф Апраксин, с огородом и с проезжим местом, а принят ли оной и во что оценен, ведомости не прислано». Этот «двор» (где по известным причинам никакого суконного производства быть не могло, а скорее всего, помещалась фабричная контора, либо склады) впоследствии станет Государевым дворцом, затем комендантским домом, ныне же его территорию занимает парадная резиденция Президента Татарстана.

При этом И.А. Михляев вовсе не сделался в одночасье владельцем такого масштабного даже по современным меркам производства, нет, оно перешло под управление «компанейства» из пяти крупнейших в регионе купцов — казанцев Ивана Михляева и Бориса Пушникова, симбирцев Осипа Твердышева и Василия Издеберского и чебоксарца Михаила Игумнова. При этом роль «первой скрипки» во всей честной компании, безусловно, играл любезный наш Иван Афанасьевич — причем как по статусу, так и по авторитету. Кстати, по последней причине «суконное компанейство» частенько ошибочно именуют заводом И.А. Михляева, хотя верховным собственником мануфактуры в конечном счете было государство, а купец получил ее лишь на праве долевого управления. Но по тому, как Иван Афанасьевич старался, как он использовал все возможности для того, чтобы подгрести под себя казенное производство, вполне очевидно, что такое развитие событий было выгодно в первую очередь ему — и не только в финансовом плане, но и в силу возможности занять наивысшую позицию в местной промышленной иерархии.

Не случайно же права управления шерстяным заводом в свое время добивался не один И.А. Михляев — его конкурентом стал когда-то приятель и добрый сосед, а ныне заклятый враг казанский купец Борис Андреевич Пушников. Так, еще в 1720 году правительство включило Б.А. Пушникова в число «компанейцев» Московского суконного двора, но не желая уезжать в первопрестольную, он продолжал добиваться уступки ему казанского шерстяного завода, заключив для этого временное перемирие с И.А. Михляевым и даже войдя с ним в соглашение. Когда шерстяной завод был передан «кумпанству», Б.А. Пушников стал одним из его компаньонов, немедленно выйдя из компании Московского суконного двора, где он числился лишь формально.