Алжан Жармухамедов: «Туркестанским змеем стал с легкой руки Василия Аксенова»

«Несколько раз скрывался от «селекционеров» ЦСКА в военной форме»

— Алжан Мусурбекович, 2 октября вам исполнится 75 лет. Где планирует провести юбилей первый казахский олимпийский чемпион? На родине в Казахстане, где пришли в баскетбол? В Узбекистане, где начинали и заканчивали баскетбольную карьеру? Или в Москве, где живете?

— Я с таким масштабом к предстоящему празднованию не подходил, поэтому планирую провести его простенько, в Москве, со всей семьей. Вообще не люблю свои дни рождения. Юбилей? Так ведь 75-летний, а не 25-летний.

— В 1967 году вы стали чемпионом Европы, будучи игроком команды первой лиги. Это сам по себе удивительный факт. Но мой вопрос связан с тем, как вы воспринимали переход из одного уровня соперничества — с командами Ашхабада, Баку, Душанбе, Фрунзе, иными словами не сильно баскетбольных республик, на уровень конкуренции с лучшими баскетболистами Европы?

— Откровенно говоря, мне помог не чемпионат страны, а Спартакиада народов СССР, где я выступал за сборную Узбекистана и вошел в тройку самых результативных игроков. Меня поначалу пригласили в молодежную сборную, но практически тут же перекинули в состав национальной команды, и уже в ее составе я отправился на чемпионат Европы под руководством Александра Гомельского. Но на самом чемпионате я играл очень мало, он был для меня в качестве пробного — как я буду смотреться на уровне возросшей конкуренции, как вы правильно заметили.

Видимо, проявил себя неплохо, поскольку на следующий год уже тренировался в составе сборной страны на постоянной основе. Готовился к дебюту на Олимпиаде в Мехико-1968. Но из-за того, что отказался переходить из Ташкента в ЦСКА, Гомельский отцепил меня из окончательного состава. Хотя на тот момент во всех центральных газетах уже был опубликован состав олимпийской сборной, и я там значился. Также я был в составе сборной, готовившейся к чемпионату Европы — 1969 в Неаполе, но и туда не попал. И снова не поехал по той же причине — не хотел переезжать в Москву.

— Как же случился ваш переход в ЦСКА?

— Я к тому времени уже два года во время призывной компании несколько раз скрывался от, назовем их так, селекционеров ЦСКА в военной форме, поскольку переход в этот клуб обозначал и службу в вооруженных силах. Я уезжал из Ташкента, пережидал, пока на уровне руководства правительства не решат мой вопрос с очередной отсрочкой. Наконец даже сам тренер в Ташкенте посоветовал мне: «Алжан, если хочешь расти как баскетболист, тебе надо переходить в более сильную команду, в ЦСКА».

Считаю, что это было смело с его стороны, поскольку таким образом он терял лидера своей команды, и в 1969 году я согласился на переход в армейский клуб. Им тогда руководил Арменак Алачачян, который пришел в раздевалку как раз в тот момент, когда меня снова отцепили из состава сборной. Он сказал: «Давай, Алжан, переходи в ЦСКА. Я не смогу без тебя выиграть чемпионат нынешнего сезона». После этих слов решил, что больше бегать от них не буду.

«Футбол был партийным видом спорта»

— Но позвольте, вы же, будучи членом команды СКА Ташкент, уже являлись военнослужащим. Да еще Среднеазиатского военного округа. При чем тут ЦСКА, который относился к Московскому военному округу? Потом участвовали в Универсиаде 1970 года, значит, были студентом, что позволяло рассчитывать на отсрочку.

— Молодой человек, вы не застали те времена. Тогда армия решала все. В армейские команды могли забрать практически любого. Не останавливало и то, что был студентом. Кстати, когда мы победили на Универсиаде-1970, второй там была сборная США, игроки которой к тому времени уже успели заключить контракты с командами НБА.

— Ваш тренер из Ташкента рисковал еще и тем, что в ЦСКА отправился и другой лидер его команды Евгений Коваленко (будущий тренер казанского УНИКСа, — прим. ред.). Это было для вас подспорье, когда есть знакомый игрок в новом коллективе?

— Коваленко стал армейцем через год после меня. Скорее, я был для него знакомым игроком в новой команде, и скажу, что ему оказалось тяжелее, чем мне, влиться в состав команды. Я же пришел в армейский клуб уже сборником и сразу влился в стартовый состав, не посидев в запасе. А Жене пришлось пробивать свое место в команде.

— Вернувшись чемпионом Европы в Ташкент, почувствовали, что стали там популярнее? Кто вообще был на пике популярности в советском Узбекистане? Футболисты Геннадий Красницкий, Берадор Абдураимов? Фехтовальщик Алишер Усманов? «Художница» Ирина Винер?

— Скорее всего, назову Абдураимова. Во-первых, он был узбек, что немаловажно. Во-вторых, как и Красницкий, представлял футбол, а это в советские времена был «партийный» вид спорта. (К сожалению, Красницкий покончил с собой в достаточно молодом возрасте, выбросившись из окна, — прим. ред.).

В целом же я футбол не любил и не смотрел. За всю жизнь увидел два с половиной матча из чемпионата СССР и два матча с участием сборной Бразилии. Первый матч был, когда я жил в Ташкенте, а «Пахтакор» гремел на всю республику. Абдураимов, Красницкий, голкипер Пшеничников и так далее, что вызвало у меня интерес как у болельщика. Но я смог выдержать только один тайм той игры — показалась скучной.

Второй матч запомнился мне тем, что в нем участвовал Эдуард Стрельцов, к тому времени вернувшийся из тюремного заключения. «Торпедо» играло с «Динамо» из Минска, но тогда у меня вызвал интерес не сам футбол, а как раз личность Стрельцова. Он был полноватый лысый мужичок, который пешком передвигался по полю. Но как только к нему попал мяч, он преобразился на глазах. Все стало быстро, стремительно, раз-раз и гол. Уже во втором тайме было такое же преображение, когда к нему попал мяч — он обыграл соперника, отдал пяткой партнеру, и тот забил. Два взрыва Стрельцова, два гола. Вот это была личность в спорте, человек, одаренный от природы.

А в Бразилии я дважды ходил на знаменитый стадион «Маракана», битком забитый на все 100 тысяч мест. Один матч помню, играли «Фламенго» с «Васко де Гама», и мне больше запомнилась атмосфера, когда одна команда забивает, и ее болельщики устраивают черт-те что — взрывают петарды, кричат, веселятся. Другая сравнивает счет, и уже праздник на улице болельщиков этой команды, шум-гам. Для нас это было в диковинку в те годы. Сам футбол интересный, техничный, такой можно смотреть.

«После землетрясения в Ташкенте мы патрулировали город, чтобы не было мародерства»

— Современному читателю покажется удивительным тот факт, что родоначальником узбекистанского бокса был американец Сидней Джексон. Помните его?

— Я видел его только пару раз, помню, он уже был совсем седым старичком. Потом еще книгу читал — «Джексон остается в России».

— Если можно, еще пару слов о Ташкенте. Вы были свидетелем знаменитого землетрясения 1966 года?

— Я тогда заканчивал третий курс университета, жил в общежитии, в поселке, который находился в 40 километрах от Ташкента. Именно на этот день договорился с мамой, что она приедет ко мне. Должен был встретить ее на вокзале, но под утро того дня проснулся от ощущения, что мою кровать кто-то трясет, да еще гул какой-то страшный. Я спал у окна, выглянул в него, а там какие-то вспышки, и у меня первая мысль: нас бомбят.

Выбежали на улицу и увидели жуткое зрелище, когда здания ходят ходуном. С другой стороны, они же были еще дореволюционной постройки, непрочные. Землетрясение прекратилось, мы вернулись в общежитие, а там беспорядок. Штукатурка осыпалась на кровати, печки, которые стояли в комнатах, валяются — ужас. Идешь по улице, а там у дома стена отвалились, и вся обстановка квартир видна как на ладони. Потом город очищали от разрушений, танками сносили разрушившиеся здания, а мы, как спортсмены-комсомольцы, патрулировали город, чтобы не было мародерства.

— Что касается вас, то в 1970 году вы вернулись в состав сборной СССР и стали в ее составе третьим на своем первом чемпионате мира.

— Тогда был период, когда Гомельского сняли со сборной (тренера сделали невыездным из-за проблем на таможне, — прим. ред.). Сборную возглавил Владимир Кондрашин из ленинградского «Спартака», и это ознаменовало наступление золотой эры советского баскетбола.

«Авторам фильма «Движение вверх» удалось передать драматизм финального матча»

— В те годы в вашей судьбе сыграли свою роль два уроженца Казани. Судья Габдльнур Мухамедзянов судил знаменитый матч-переигровку за золото чемпионата СССР 1971 года, а писатель Василий Аксенов в одном из своих репортажей назвал вас «туркестанским змеем».

— Да, все так, Аксенов тогда приехал в составе ленинградской команды, за которую, как я подозреваю, и болел. И в своем журнальном репортаже назвал меня «туркестанским змеем», с его легкой руки у меня появилось прозвище, которое приклеилось на всю жизнь. Сам матч мы у «Спартака» выиграли — 70:69, причем решающий бросок за секунду до конца матча сделал Сергей Белов.

Что же касается Мухамедзянова, то я запомнил его не только как судью, но и как человека, с которым мог немного общаться на татарском. Зная казахский и узбекский, я мог позволить себе общаться с татарином. Отличный судья был и хороший человек.

— Вам в целом понравился фильм «Движение вверх»?

— Надо понимать, что это художественная картина, где есть выдуманные факты, где есть факты, спрессованные во времени, что было необходимо для демонстрации широкому зрителю. Но в целом авторам фильма удалось передать драматизм финального матча. Я картину смотрел уже раз десять — и самостоятельно, и на многочисленных встречах, куда меня приглашали. Так вот, когда на экране показывают решающие секунды встречи, зрители в фильме замирают — и весь зрительный зал вместе с ними замолкает. Полная тишина. А когда забивается мяч, болельщики взрываются криками и на экране, и в зрительном зале — переживают одни и те же эмоции.

— Сборная СССР по баскетболу была действительно сборной Советского Союза. В ней тренировали армянин и еврей, играли, помимо русских, украинцев и белоруса, грузины и эстонцы, латыши и литовцы, казах Жармухамедов из Узбекистана. Проблемы на национальной почве возникали?

— Нет. Подобные проблемы начались с приходом к власти Горбачева, когда он начал дурацкую перестройку, и уездные царьки в союзных республиках начали тянуть одеяло на себя, а вслед за этим всплыли и все эти национальные проблемы.

— Уже в составе ЦСКА вы стали обладателем Кубка европейских чемпионов, и по поводу вашей игры Владимир Гомельский написал в своей книге: «Изумительный баскетбол показали Алжан Жармухамедов, Владимир Андреев и, конечно же, Сергей Белов, для которого этот матч стал одним из лучших в карьере».

— Тогда, помнится, я собрал много подборов под щитом, и был достаточно результативен. Хорошо сыграл.

— В чемпионате страны вашим главным соперником был «Спартак», а самым беспощадным — «Динамо» из Тбилиси, играя с которым, приходилось и драться, и отбиваться от болельщиков. Причем одну драку спровоцировал тбилисский армянин Серго Магалян (Магалашвили), который очень жестко сыграл именно против вас.

— Да, у нас с ними всегда была борьба на площадке, а не только баскетбол в чистом виде. Что скажешь — темпераментные игроки, горячие болельщики. Один из них как-то бросил в меня юбилейным рублем, повредив лопатку. (Один из скандалов пришелся на финал Кубка СССР в Сочи, где играли на открытой площадке. Тогда пришлось спасать Гомельского от гнева болельщиков. А через год Магалашвили «сломал» Жармухамедова, спровоцировав драку и беспорядки на трибунах. Опять едва не досталось Гомельскому, в голову которому полетела газовая конфорка, — прим. ред.). Но главное в том, что мы чаще выходили победителями по итогам этих матчей.

«Ваня Дворный гонял кубинцев по корриде»

— Если уж мы заговорили о столкновениях на баскетбольной площадке, то нужно вспомнить и драку с израильским «Маккаби» в рамках Межконтинентального кубка. Тут и без политики никак не обойтись, отношения между СССР и Израилем в те годы были хуже некуда.

— Мне кажется, что драки там не было. А произошла она на Мировом фестивале, соревновании, которое состоялось только один раз в истории. Сам фестиваль проходил в Пуэрто-Рико, и вот тогдашняя драка мне запомнилась — когда наш центровой Ваня Дворный гонял полкоманды наших братьев по социалистическому лагерю, баскетболистов сборной Кубы. Кстати, бронзовых призеров Олимпиады в Мюнхене. Причем мы играли на стадионе, предназначенном для корриды, вот и Ваня, сам по себе здоровый парень, уж не знаю, как бык или тореадор, прилично погонял кубинцев.

— По каким причинам вы проиграли на Олимпиаде 1976 года, финишировав там третьими?

— Думаю, поражение в полуфинале от Югославии произошло потому, что перегорел наш наставник Кондрашин. Он не владел ни собой, ни ситуацией. Выставил состав, который начал проигрывать — 8:22, начал производить замены, выпустив меня, Володю Жигилия, и мы догнали к середине матча, уступая к перерыву всего два очка. В раздевалке я смотрел на Кондрашина, а он весь нервный, дергается, губы трясутся, никаких коррективов не внес и объявил состав на второй тайм. Саша Белов, Сергей Белов, показывает на меня — говорит Жигилий, показывает на Жигилия — называет другую фамилию… Кто будет играть — непонятно. В итоге на второй тайм готовы были выйти сразу семь человек. Пошли разбираться к Кондрашину, а он в итоге посадил меня, Володю, снова выпустил стартовую пятерку, которая опять, как и в первом тайме, стала проигрывать. Мы снова догоняли, выходя на замену, но так и не догнали, уступив пять очков.

«Волны залили территорию гостиницы, перевалив за пятиметровые стены»

— Это печально. Зато следующий чемпионат мира на Филиппинах наверняка запомнился тем, что игроков сборной СССР носили на руках. В прямом смысле этого слова, поскольку там шли дожди, и по воспоминаниям Гомельского специально нанятые команды рабочих на руках переносили баскетболистов от дверей автобуса ко входу в спорткомплекс. Владимира Ткаченко, говорят, несли сразу шестеро филиппинцев.

— Что-то не помню такого, хотя насчет Ткаченко и другого нашего центрового Александра Белостенного я бы не удивился, поскольку они привлекали внимание невысоких филиппинцев. И их готовы были носить на руках в прямом смысле этого слова. А что меня носить, я средний игрок...

Но тайфун там действительно был приличный. Нашу гостиницу ограждала бетонная стена метров пять высотой, так вот волны с океана преодолели эту высоту и залили все пространство вокруг гостиницы. А на финальном матче все с теми же югославами на нашей игровой скамейке сидели космонавт Юрий Севастьянов и шахматист Анатолий Карпов. Они были на Филиппинах как участники финального матча претендентов на шахматную корону, только мы играли в Маниле, а они в Багио. И наше руководство пригласило Севастьянова как президента федерации шахмат СССР и Анатолия Евгеньевича поболеть за нас в финале. Помнится, Карпов немного тогда расстроился, дав волю эмоциям в раздевалке. Зато потом обыграл в решающем матче Виктора Корчного.

Что до нашего поражения, то это была эра югославского баскетбола, в котором выросло талантливое поколение, позволявшее им доминировать в мировом баскетболе. Финал им, я считаю, мы проиграли по делу.

— Почему вас не было в олимпийской Москве? Отчислили по возрасту — 36 лет?

— Нет, к тому времени я очень сильно морально устал. Гомельский говорил мне — давай играй, но не было мотивации для того, чтобы изнурять себя на тренировках. Помню, что вместо ЦСКА я на каком-то турнире играл за сборную Латвии, поскольку там также был армейский клуб СКА из Риги, и некоторых армейцев делегировали туда по линии спортобщества «Вооруженные силы».

«Немцы всучили премию от бургомистра за третье место в чемпионате страны»

— На Олимпиаде в Москве золотую медаль завоевал борец-классик Жаксалык Ушкемпиров, с которым в те времена конкурировал наш прославленный легковес Анатолий Бозин. Долгое время Ушкемпиров считался первым казахом, ставшим олимпийским чемпионом. Пока историки спорта не отыскали вас.

— Там такая история. У меня папа казах, мама русская, но я сам себя всегда считал представителем казахского народа. Так было записано еще и в советском паспорте, где в пятой графе указывалась национальность.

— Карьеру в чемпионате СССР вы завершали там же, где начинали — в Ташкенте, в местном «Университете». Там подросла талантливая поросль — 20-летние Бузляков, Сухарев. Как они смотрели на вас: как на вожака племени Акелу?

— Это у них надо спрашивать. Что касается меня, то я вернулся в Ташкент, потому что там жила моя мама, которая к этому времени сильно болела, и мне необходимо было больше находиться рядом с ней. Но как на Акелу или как на баскетбольную звезду в Ташкенте не могли на меня смотреть, поскольку я каждое межсезонье ездил туда, общался с игроками местной команды и был для них скорее старшим товарищем.

— По окончании карьеры вас отправили дослуживать в группу советских войск в ГДР. В баскетбол там уже не играли?

— Играл, но только на первенстве общества «Вооруженные силы», которое проходило в Союзе, с армейскими командами Москвы, Киева, Риги, Алма-Аты. Причем мы как-то заняли третье место в этой сильной компании. В самой ГДР мы не играли, как это делали те же футболисты, выступавшие в одной из лиг чемпионата Германии.

Поэтому мне было скучновато там служить, и я предложил свои услуги в качестве тренера. Немцы обрадовались, хотели платить мне деньги, а это неправильно, чтобы советский офицер еще подрабатывал во время несения службы. Я отказывался как мог, но немцы умудрились мне всучить конверт с премией от бургомистра за то, что команда нашего городишки заняла третье место в чемпионате страны. Дослуживал я в Ташкенте, откуда вышел в отставку в 1990 году в звании майора.