«В 1920 году я испытал первое серьезное разочарование в революции, призванной возродить удмуртов»
Фигура, сопоставимая с Тукаем. 81 год назад был расстрелян удмуртский поэт и просветитель Кузебай Герд
Удмуртского поэта и этнографа Кузебая Герда называют просветителем удмуртского народа. Поклявшийся в юности служить своему народу, он воспринимал революцию как возможность для удмуртов выйти из «темной ямы», в которую их загнали в прошлом, однако не понимал классовой борьбы внутри однородного общества. Он воспевал в своих стихах Ленина, но так и не стал для коммунистов своим. О поэте, поплатившимся любовью к своему народу, — в материале члена Союза писателей РФ и заслуженного деятеля науки Удмуртской Республики Александра Шкляева специально для «Реального времени».
Удмуртский просветитель
81 год назад на Соловках по сфабрикованному делу был расстрелян удмуртский поэт и этнограф Кузьма Чайников, больше известный под псевдонимом Кузебай Герд, ставший настоящим классиком удмуртской литературы.
Он родился 2 января 1898 года в деревне Покчивуко (Большая Докья ныне) Вавожского района Удмуртии. Под впечатлением от «Валашской песни» Максима Горького дал клятву служить своему народу и получить хорошее образование.
После Октябрьской революции стал заведующим удмуртским отделом и инструктором народного образования Малмыжского исполкома и одновременно вел национальную и культурно-просветительскую работу среди удмуртского населения. Опубликовал первые произведения в «Известиях Малмыжского уезда». Его стихотворением «Шунды жужалоз» («Солнце взойдет») открылся первый номер газеты «Гудыри» («Гром»).
После знакомства со «Сборником финляндской литературы», изданным под редакцией Брюсова и Горького, решил окончательно стать поэтом. За годы своей жизни Герд издал свыше десятка сборников стихов и поэм. Перевел на удмуртский язык произведения русских писателей, русские народные сказки и революционные песни.
Герд собирал фольклор и занимался изучением этнографии и народной духовной культуры удмуртов. Издал три сборника народных песен, написал десятки научных статей об удмуртском народном театре, народной музыке, устной литературе, верованиях, обычаях и обрядах.
Все годы своей жизни Герд был агитатором, пропагандистом, трибуном. В своем вольном переводе издал биографии Маркса и Ленина. Регулярно выступал со статьями публицистического и культурно-просветительского характера.
В 1932 году Герд был арестован, потом обвинен в создании контрреволюционной организации «Союз освобождения финских народностей» и в 1934 году сослан на Соловецкие острова. Расстрелян 1 ноября 1937 года. Дата смерти скрывалась органами ОГПУ-НКВД-КГБ, и долгое время считали, что Герд умер в 1941 году. Лишь недавно были установлены время и место захоронения.
Многоликая революция и классовая борьба
В ранний романтический период творчества Герд призывал своих читателей — удмуртов в голубые дали будущего: жизнь в прошлом казалась ему то сурово величественной, то просто темной ямой, в которой удмурты влачили жалкое существование, а жизнь в будущем — то сплошным счастьем, то чем-то грозным и тревожным.
Современность казалась переходной и скоропреходящей. По отношению к полыхающей Гражданской войне Герд занимал скорее пацифистскую позицию, нежели революционно-классовую. Он не мог быть столь категорично партийным как, например, его современник, основатель газеты «Егит дурись» («Молодой кузнец»), Даниил Майоров, который открыто заявлял: «Я большевиков друзьями своими считаю, и вас, крестьян, им помочь призываю».
Герду не все было понятно, почему в народе, в классовом отношении почти что однородном, должна разгораться классовая борьба. Революция виделась Герду многоликой, но он сравнил ее также со светловолосой девушкой в красной косынке. Он считал, что национальные формы жизни можно строить на коммунистических идеях. И все новое Герд будет оценивать с точки зрения того, как осуществляются при этом думы и чаяния удмуртов. И его общедемократическая национальная позиция не будет давать покоя его оппонентам и партийным функционерам, которые все оценивали с классовой точки зрения.
Уже в 1920 году против него будет сделан резкий выпад одним из его оппонентов, и примечательно, реплика будет подписана псевдонимом «Коммунист». Уже тогда ему будут намекать, что он чужой, что он не коммунист, что в его оценках исторических событий нет классовой выдержанности.
Герд не мог умещаться в прокрустово ложе реально складывающейся советско-партийной системы. Он и не был принят потом в партию большевиков. Он был допущен в лучшем случае в совпартшколу как на первую ступень той лесенки, по которой, считалось, можно подняться к коммунистическому мировоззрению.
Он организует первый в Удмуртии союз писателей и вскоре будет отстранен от его руководства, а затем и исключен из самого союза. Он стоял у истоков газеты «Гудыри», и придет время — там его не будут печатать. Это кажется странным, что поэта, клявшегося в верности новой жизни, воспевавшего революцию и Ленина и еще успевшего в свою поэму вставить имя Сталина, постоянно оттирали в сторону.
Герд значит единство
В начале творческого пути поэт имел несколько псевдонимов (Адями — Человек; Андан — Сталь и др.). Псевдоним Герд он избрал в 1920 году, когда бурно обсуждались вопросы самоопределения наций, и поэту надо было объединить вокруг себя свой народ. Слово «Герд» означает узел, единство, и, несомненно, Герд хотел общими усилиями, при поддержке всех удмуртов решать задачи по национальным и социальным преобразованиям. Он, несмотря на свой, по его собственному признанию, замкнутый характер, очень хотел быть на арене общественной жизни.
«Я попробовал, — пишет Герд, — вступив в комсомол в 1920 году, проверить себя — смогу ли поставить на первое место общественные интересы, и убедился, что это для меня почти невозможно».
«Общественные интересы» — это, пожалуй, здесь сказано слишком приблизительно. В «общественности» Герда, который успевал и ставить спектакли, и писать в газету, и создавать различные общества, не усомнился бы никто из его современников. Речь, вероятно, идет о другом — ведь комсомол строился не просто на общественных, а на классовых принципах, и последний как раз был камнем преткновения для поэта, который национальные интересы считал приоритетными.
Герд проверял себя в комсомоле: сможет ли он классовые интересы поставить на первое место. Сам поэт свидетельствует, если сколько-нибудь верить его показаниям на следствии (ибо мы знаем, как они обычно добывались), что именно с середины 1920 года начинаются его несогласия с политикой партии.
«А почему не республика?!»
«В июле 1920 года на конференции коммунистов-удмуртов я испытал первое серьезное разочарование в своей надежде — революции, призванной возродить удмуртов», — признается Герд.
Он был потрясен тем, что на Первой конференции коммунистов-удмуртов 27 голосами против 25 было провалено предложение создать автономную государственность. Вопрос для Герда заключался, вероятно, еще и в том, почему только коммунисты должны были решать за весь народ.
«Под впечатлением этого разочарования, — продолжает Герд, — я написал ряд упаднических вещей, бросил работу в комиссариате, уехал учителем в глухую деревню и вышел из ВЛКСМ».
Декрет об организации Удмуртской автономной области Герд встретил вопросом: «а почему не республика?!» Герд пишет гимн республики, а тут — область. Тогда еще не было лозунга о том, что пусть каждый съест столько автономии, сколько он сможет, и тема о национально-государственном устройстве становилась все более и более запретной, не подлежащей обсуждению, и даже сами разговоры о ней, более того, даже мысли о ней могли быть сочтены как покушение на целостность Союза.
Вскоре Герд из деревни почти насильно будет мобилизован на работу в Ижевск. Потом поедет учиться в Москву. Но медленные темпы решения национальных вопросов его будут постоянно беспокоить.
«Быть может, я вообще недопонимаю действительных стремлений в национальной политике советской власти и партии? — с такими раздумьями, вспоминает Герд. В 1925 году он подал заявление о вступлении в партию («чтобы понять их идеи, переварить себя»), но ячейка облоно в партию Герда не приняла. Тогда поэт решил открыто высказаться на съезде учителей. Но его выступление было воспринято как антисоветское и антипартийное.
Впоследствии каждое лыко будет вставлено в строку: на основе всего того, что сказал Герд о своей неудовлетворенности, о своих сомнениях, на основе его неосторожных обмолвок и слов, брошенных в пылу и раздражении, — на всем этом путем подтасовок, преувеличений, предположений будет сконструировано «дело СОФИН». Кому это было выгодно? Чьим интересам отвечал такой поворот дела? Интересам уже укоренившейся правящей партийно-бюрократической элиты, которая за фигурой Герда увидела претензии национальной интеллигенции на большую самостоятельность, на широкие права самоуправления и решила раз и навсегда искоренить их?
Выразитель психологии, умонастроений и чаяний масс
Некоторые исследователи пишут сегодня о замешанной на коммунистической символике утопичности мировоззрения Герда. Следуя дальше, можно говорить и о том, что национальные идеи Герда в какой-то мере тоже были преждевременными, трудноосуществимыми, что пришло время, и автономная область была преобразована в республику, и договор подписан с федеральным центром и т. д. По сути, звучащие как упреки эти наблюдения не новы. Но говорить так — значит еще ничего не говорить о поэте.
Герд велик как художник, как выразитель психологии, умонастроений и чаяний масс. Он выразил не только утопические иллюзии, которых, может быть, было не больше чем в последующие времена, когда, скажем, в конце ХХ века, ожидали наступления коммунизма, или тогда, когда поверили, что чубайсовские ваучеры и черномырдинские финансовые пирамиды принесут всеобщее благоденствие.
Герд выразил и созидательный энтузиазм народа, и страшную инертность его отсталых слоев, и сомнения, которые испытывали удмурты, участвуя в революционных преобразованиях, и мир личных переживаний и круг раздумий удмурта. Творчество и мировоззрение Герда многогранны.
С большим трудом возвращается и медленно осмысливается его наследие. Но вот не так давно в Москве вышел школьный учебник «Литература народов России», и там, в ряду классиков русской литературы, а также в ряду Габдуллы Тукая, Мусы Джалиля, Константина Иванова и других занял свое место и Кузебай Герд. В Москве на старом Арбате знакомая Герда сохранила восковые валики, на которые Герд записал удмуртские народные песни во время своих фольклорных экспедиций. Эти валики были восстановлены в Пушкинском доме в Санкт-Петербурге, и на одном из них исследователи узнали голос самого Герда. Он поет удмуртскую народную песню.