Как марийцы искали в священной роще Дениса Осокина и молились за Евстифеева
В Марийской республике проходят летние моления, приуроченные к празднику Сӱрем. Они одни из самых важных в календаре Марий Йӱла (Марийской религии) и проводятся между сенокосом и началом жатвы. Когда «Реальное время» узнало, что в Марий Эл на мероприятия откровенно зачастили делегации из Эстонии и теперь собираются даже посетить места культа, мы попросили местного политического обозревателя Константина Строкина описать протекающие в регионе процессы.
Как известно, недавно, 12 июля сего года, в селе Шоруньжа Моркинского района нашей «маленькой, но гордой» республики Марий Эл состоялись традиционные марийские моления. Вроде все пока нормально и даже хорошо. Кто-то посчитает данное мероприятие рядовым, ведь вроде ничего не обычного: да, данные моления очень нужные и правильные, по каждому отдельному сезону проводят их по «особой повестке дня», марийский традиционализм укрепляется, в нашем регионе нет конфликтов и, более того, взаимообогащающе переплетаются различные национальные и религиозные культуры… Но Шоруньжа — она продемонстрировала нечто иное. Она приподняла то, что ранее вроде бы блекловато мелькало в жизни региона, а сейчас только-только сформировалось в ярко выраженную тенденцию. В поток солидарности, обозначающийся в вопросительно-требовательных формулах: «Может, уже пора признаваться в собственных ошибках и консолидировано что-то предпринимать?» и «Благодаря дурости несоответствующих духу эпохи и изживших себя ответственных лиц не на ущербную ли дорожку стало нас сносить?»
Зато прибывшие на моления щедро делились и ответами на ими же независимо друг от друга поставленные сомнения. Спасибо, что хотя бы их открыто без осторожек стали озвучивать.
Освежим память: в 2018 году «международной редколлегией» принято решение сделать село Шоруньжа культурной столицей финно-угорского мира в будущем 2019 году. Приятно ошалевшие от столь высокой региональной победы йошкар-олинские журналисты коллективно ринулись рыть информацию за это доселе неведомое им поселение. Удивившись уже второй раз самобытности — по их мнению — окраин той республики, в которой они родились, либо живут более 10 лет, управляемые мастера пера сообразили его воспеть в стиле «Неужели? Какая там прекрасная синтезная аутентичность!». Конечно, здорово, что опомнились — лучше поздно, чем никогда. Подобным макаром они дойдут до умиления: «Оказывается, и не окраина это вовсе — это естество, и оно всюду». Ведь вполне спокойно в любом человеке уживается планшет с логотипом откушенного яблока и медальон с тисненным марийским орнаментом на груди. Никогда не было противопоставления. Ну, местный житель разве что с улыбкой добавит, мол, то яблоко надкусил именно мари — его друг с соседней деревушки. Плюс водитель дребезжащей маршрутки Йошкар-Ола — Морки на весь салон скомканно сквозь зубы и пронзительно на марийском языке со вставками из ядреного русского мата воскликнет: «Ладно хоть дороги делать стали! Асфальтируют! А то будто война была!»
Не только духовное богатство, но и материальное благополучие усиливает человека. Наверное, именно поэтому водителя поддерживают почти хором пассажиры из салона: «Непонятно, где бомбили! В Сирии, на Донбассе или у нас?» И нескромно вдумчивые единицы со здоровенными сумками наперевес, из которых сквозь раскрывшуюся молнию подмигивают банки с соленьями, неудобно им вторят: «Хорош вы. Там тоже наши интересы. Россия их отстаивает. Дороги в районе из-за иностранцев стали делать. В Шоруньжу вот кто-то вчера приехал. Или завтра приедет. Не знаю. Не для них дороги надо ремонтировать. Для нас надо делать, для своих».
Действительно, в тот день в обсуждаемое село слетелось много эстонцев и неэстонцев. Судя по меланхолично незаконченному «ямозакатыванию», все прелести тряски на марийских горках они на себе ощутили сполна. «Отрадно, не нам одним досталось», — запорхали колкие выводы, но вначале необходимо лично их лицезреть, пощупать, что ли. Вдруг не за тех порадуемся. Позже выяснилось — за тех. Точнее, отчасти за тех. Пришли они на моления вовремя — под конец, на наиболее значительную ритуальную часть, когда карты (священнослужители в марийской вере) прекращают совместно молиться и все вкушают только что преподнесенную Богам пищу. Сложилось угловато и весьма показательно.
Вернее, крайне поучительно. Народу вместе с инотуристами собралось человек 250. Люди съехались со всех районов северо-востока и юга Марийской республики. Также были марийцы из Казани. Особенно впечатлила молодежь, коей было много. Кто-то соприкасался впервые и вел себя растерянно, но не застенчиво, другие — абсолютно раскрепощенно и в рамках дозволенного. Забугорные гости не растворялись и бродили кучками, вооруженные видеокамерами и фотоаппаратами. При входе в священную рощу их встретил ответственный за площадку мужчина (упустил фамилию) и объяснял за нюансы традиций и обрядовой части, постоянно оглядываясь на переводчика выражением «я внятно изъяснился?». Речь свою он завершил обильными рассуждениями о том, что участники могут жертвовать свои деньги. Потом чуть-чуть абстрагированно задумался и, что-то в жилах прокручивая, опять по второму кругу заговорил о пожертвованиях, мол, финансы всяко-всяко уйдут на правильное дело. Почему-то он в эмоциональных настоятельствах блоку отчетной бухгалтерии уделил исключительное внимание. Эстонцы и неэстонцы зашли в кӱсото (священную рощу), маленько адаптировались и сразу ринулись искать цели для пристального изучения. Жанр очертился отчетливо: заплатил — действуй. Причем сугубо в его западном восприятии.
Однако раньше всех на моления явился русский писатель из Казани Денис Осокин. В паре с тоже известной мордовской писательницей. Повадками он максимально сдержанно общался с картами, был у онапу (главные деревья, через которые обращаются к Богу, символизируют корнями нижний мир, разветвленной кроной — верхний мир и ствол как их соединение) на каждой из трех площадок. Невзирая на поведенческую корректность Осокина, весть о его присутствии мигом облетела священную рощу. Дурное дело нехитрое, сей писатель написал книгу «Небесные жены луговых мари» и сценарий к одноименному «фильму», в продвижении и съемках которого активно участвовал. Данный «фильм» в национальном сообществе вызвал резонанс, проще говоря, бурю негодований. Шквал возмущения в народе не имел аналогов. «Кино» обладает извращением в прямом и переносном смысле, просто указанную фантазию с однозначно эротическими отклонениями втюхали широкой общественности в обертке якобы чего-то настоящего марийского. В «Небесных женах…» и копали могилы, и танцевали голыми, и девушки, сняв нижнее белье, сношались с ветром и так далее, но хуже, грязнее и отпугивающее. Культуру целого народа исказили до уродства. Унизили, но не растоптали и не замарали.
И не обыкновенно исковеркали, а изобразили нецивилизованной померкшей нацией, перекинувшись от мифологии в мистицизм в духе сугубо европейского понимания дохристианского язычества, эзотерического колдовства, с песнями, плясками и распущенностью, чуть ли не граничащей с оргиями. Зрелища легче продать. Пока интеллигенция стремилась достучаться до широких слоев общественности и аргументировано объяснить, что «фильм по книге Осокина есть абсурд, вшитый в него контекст абсолютно не соответствует действительности», он победоносно шагал по отечественным и западным титулованным фестивалям: международный кинофестиваль фильмов Центральной и Восточной Европы GoEast, «Кинотавр», «Зеркало» имени Тарковского, «Новые горизонты», «Ника» и прочее-прочее — и всюду номинации, премии, призы. Нет, не таким мари хотели прославиться, это не основа для самоуважения и гордости. Неискушенный зритель, коих по миру оказалось предостаточно, принял показанное за чистую монету. Именно поэтому в кусото не все обрадовались персоне Дениса Осокина. Именно поэтому совершенно без пересечений друг с другом во всевозможных группах граждан в роще зародилась инициатива скрутить руки творческому деятелю и вывести его со священной территории. Чтобы впредь захаживать неповадно было.
Мари, выдвинувших идею публичного наказания недостойного казанского писателя, надо попробовать понять. «Если ударили по щеке, подставь другую» — совершенно не свойственный им тезис, по их убеждениям, он подрывает успех выживаемости. Им ближе иная формула: «Если вам помогли — помоги в благодарность дважды. Если помогли вы — такую же благодарность не ожидайте. А если вам навредили, обойдите конфликт, угомоните и образумьте. Если же недруг лезет второй раз — тогда все в ваших руках. Хоть в морду бейте».
Кстати, по поводу физиономии. Ее тоже предлагали начистить Осокину. «Что он здесь забыл?» — «Не трогайте его, пусть живет», еле прикрывали ненормативную лексику собеседники. «Раз такой экспериментатор, что же он про мусульманских девушек ничего не пишет?» — «В исламе нет ничего такого!» — «А в марийской вере есть?!» Схожие диалоги запестрели то тут, то там. Вмешалось редкое окружение с просьбой выдохнуть — напомнили о чистоте внутренней и внешней перед молитвой: «Мужики, поймайте его за рощей, когда он выйдет, и доведите до него свои мысли. Не забывайте, кто мы и для чего мы. Поделитесь с ним переживанием и предупредите, что дальше ему больно ходить, сидеть, дышать, а сейчас прекращайте разговоры и настройтесь на то, для чего вы сюда приехали».
Конечно, общение проходило на марийском языке. Часто слышалась и русская речь — либо от молодых мари, стремящихся вернуться к корням, либо от этнических русских, либо с акцентом от некоторых инотуристов. Вообще, замечается некая тенденция, когда немарийцы осознанно идут в рощу. Не обыкновенно уважительно поприсутствовать после соответствующего разрешения, а конкретно соприкоснуться, по всем правилам и канонам, нырнуть в ритуальную часть. Некогда считалось редкостью, сейчас похожее с каждым годом чаще и больше. Странно, у иудеев участвовать в ортодоксальных обрядах, как и носить звезду Давида, разрешено тем, в чьих жилах течет хотя бы часть еврейской крови. И это не определяется как ксенофобские повадки. В народе мари глубинное отношение к данной специфике пока не сформулировано — пора уже. А тем временем по роще продолжал бродить с дефокусированными зрачками «вещь-в-себе» Осокин. Его тоннельное зрение порвал знаменитый эстонский публицист и историк, имеющий кучу общественных должностей, Яак Прозес. По их признаниям, они давно дружат и тепло общаются. Напомним, Прозес в информационном пространстве считается скандальным типажом. Он написал книгу, в которой доказывает, что у Путина финно-угорские корни, «Президент России, по-видимому, вепс».
Также Прозесу принадлежат такие заявления, как «Русский язык для эстонцев — не язык национального меньшинства», «Российские финно-угры почему-то находятся в оппозиции к федеральному правительству», «Вот так быстро исчезают финно-угорские народы, живущие в дружбе и согласии со славянскими народами», дальше — хлеще.
Некоторые политики в столице РФ характеризовали активного эстонца как агента влияния, часть финно-угорской передовой интеллигенции тоже ставила ему в вину излишнее использование национальной тематики в черных красках в угоду Вашингтону — Брюсселю в конфронтации с Москвой. В нашу страну Прозес был дважды по пять лет невъездным. Теперь представьте, каковы же должны быть веские причины запрета посещать нашу страну. Ну, Осокин и Прозес мило покалякали, первый о чем-то эмоционально жестикулировал, второй — искренне ему улыбался. Покуда они делились флюидами, их обволакивали проникающие гуськом ряды из эстонцев и неэстонцев в приподнятом настроении. Всплывшая химия совмещения западного с восточным забавляла. Казалось, забугорные гости смотрели на местных, как на диковинных зверюшек, и местные тоже смотрели на них, как на диковинных зверюшек. Позже сугубо случайные пренебрежения нарастали, как ком с горы.
«Может, им достопримечательности покажем, подальше отсюда, вдруг заблудятся», — не по-злому усмехнулся мимо проходящий мужчина в возрасте из лагеря сторонников подвига Сусанина. Не ту мишень он выбрал, надо было нацелиться на болеющих формализмом и страждущих за красоту в отчетах профильных чиновников. Они не пожаловали — скорее всего, как всегда, помчались на рыбалку.
За них отдувался Прозес, у которого подготовленные журналисты телеканала МЭТР поинтересовались о наличии положительных и негативных изменений в марийской республике. Эстонец не стал надевать маску д'Артаньяна на коне и укорил за плохие дороги и закрытие школ, но с чувством морального удовлетворения выделил рост национального самосознания народа мари. При этом в выделенном он, шибко аккуратно подбирая слова, все же признал роль и заслугу властей, мол, они помогают и сами мари вопреки развиваются.
Между тем до Осокина добралась информация о мощном желании поправить ему физиономию в награду за его неутомимое творчество, чтобы он в следующий раз думал, прежде чем взбалтывать фэнтези с псевдореализмом и декадансом на орнаментах народов России. «Если ощутите флюиды агрессии, отходите и зовите на помощь» — «Ка-ак? Я помогал марийскому народу. За что?». Экзистенция Осокина пошатнулась.
Для казанского писателя будто осуществился разрыв шаблонов во плоти. Он обескуражено — даже потрясенно — выпучил глаза. «Почему?» — «Вы нарушили табу. Вы ведь прекрасно знаете, что дочь бога Юмо спустилась с небес, встретила мужчину Мари, так создался марийский народ. Женщины почитаемы, чисты. Вы осквернили сакральное. Нагота неприемлема в связке и на фоне марийских орнаментов, фольклора, обрядов». От переваривания непредвиденной информации и новых формирующих граней в его мозгах закипел процессор. «Эээ… Ааа… Есть сигарета? Спасибо. И спасибо за предупреждение. Я обязательно обдумаю. Но меня консультировали ваши эксперты» — «Тогда фамилии в студию и кто из них сколько на этом заработал». На том и разошлись. Зато туристы не расходились. Их доброжелательность затмилась их же любопытством. Благотворительность через чудеснейший рыночный механизм превратилась во входной билет. Заплати и свободен — «Шатайся куда хошь. Хошь по кӱсото вдоль и поперек». Под конец, когда моления заканчивались, люди собрались вокруг картов, слушали, синхронно кланялись. По внешнему периметру в форме подковы кружились туристы. Настырно ловили фото- и видеоаппаратурой каждое колоритное «шевеление». Небось, потирали ладошки: «Домой приеду — в офисе покажу и в соцсети залью».
Среди молящихся явно проскальзывала напряженность. Кому приятно, когда ты молишься, а тебе в лицо тычут дулом камеры. Весьма впечатлили три девочки не старше лет 15. Они стояли на коленях, сосредоточенно внимали, а рядом бегал какой-то «импортный патоген» с бородой и животом, крутя возле их спин своим здоровым объективом. «Перебор», — негромко вслух выразили личное мнение от мала до велика марийские традиционалисты. В памяти мгновенно всплыли кадры из популярного трэвел-шоу, где аборигены острова Бали за пару баксов пускают туристов на свои таинства. Вековые нравы ниспустились до бизнеса. И низкое социальное обеспечение сыграло мощную роль. Или, наоборот, в небогатой Индии есть храм Джаганнатхи, куда пускают только индусов. Махнув рукой на финансовые дивиденды, тамошние блюстители строго проверяют паломников и адептов на истинность, прикидывающихся своими смуглых туристов могут и побить. А русских и вовсе на дух не переносят — по предсказаниям, они украдут статую их божества. Тогда по какому пути стала развиваться марийская вера? «Кто-то» влияет на процессы, запуская подмену подлинного этикета на коммерческую этикетку. Глобализм обоюдно с «заграничной поддержкой» размывают фундамент.
«Да не путайтесь вы», «Лишка, друзья», «Не споткнитесь» — все упорнее и накаленнее хмурила брови половина мужчин-мари в кӱсото на распыленных братских иностранцев, правда, резкостей наши не позволяли. Естественно, навязанная роль живого экспоната подавляет человека, выпячивая из него, как минимум, неприятие и негодование. В комплексе, пиком раздражения явилось нарушение гармонии ритуала. «Все сбилось», «Расположение неверное», «Не так это должно», — продолжали морщиться люди. «Одна из женщин в Шоруньже сказала, что не пойдет, слишком много не своих, ей не по себе» — «Типа неловко ей будет?» И тут неслышимое для картов шушуканье людей легко сдул один из них. Явственно сморщившись, он что-то усердно вспоминал: «Что я забыл-то еще там важное такое, а?» Другие карты поглядывали на него, подталкивая локтем, «Что медлишь?» И тот первый, опомнившись, дернулся, типа: «Ах да, Евстифеев ведь, точно же!», — в сумятице воспроизвел плохо зазубренное обращение, обратившись в молитве к Верховному богу за общее благополучие главы республики Марий Эл, громко для туристов и нетуристов огласив его фамилию. В стане местных, из региона, в секунду прокатилась волна, они начали переглядываться, пытаясь распознать реакцию знакомых. Пришлось вмешаться и навести справки.
«Дико извиняюсь, вам не нравится Александр Евстифеев?» — признаться, мудрость откликов зашкаливала. Если перевести их на литературный русский язык, предельно сохраняя содержание, звучать ответы будут так: «Мы не против Евстифеева. Он нормальный, пойдет. Мы против политики в религии и религии в политике… Когда-то они за Маркелова молились. И где он теперь? До сих пор стыдно. Ладно бы за правителя России. За Путина, здесь понять еще можно, а губернаторы… Не, не то». Прямо два в одном: сопротивление искажению и наболевшее откровение. А ретивые эстонцы и неэстонцы продолжали тщательно фиксировать, щелчки фотоаппаратов запечатлели каждую изюминку, каждый нюанс.
Ранее с этим было строго. Во время молитвы людей, жертвоприношения, кровь фотографировать было нельзя. Все отменили в угоду гостям, тем самым подрывая спокойствие пришедших в кӱсото. Во всяком случае, многие из них это раздосадованно отметили. Вызови ажиотаж через СМИ, потом монетизируй. Здесь не покос на изоляционизм или «варку в собственном соку», так как взаимодополнение и взаимоусиление прежде всего обозначают сберечь лучшее — заменить ущербное. Картов тоже ругать нельзя — без финансовой поддержки и административного сопровождения они выживают как могут. Получается, фигурально выражаясь, поедая самих себя.
Справка
Мнение автора колонки может не совпадать с мнением редакции.