Новости раздела

Тайны казанского ЦУМа: нелегальный водосток, «музейный» эскалатор и «открытая пропасть»

«Вопросы ассенизации и забытые производства» краеведа Алексея Клочкова. Часть 11-я

Тайны казанского ЦУМа: нелегальный водосток, «музейный» эскалатор и «открытая пропасть»
Фото: realnoevremya.ru/Екатерина Аблаева

Одним из самых любопытных районов Казани является Забулачье — в прошлом Мокрая и Ямская слободы. Когда-то эта часть города славилась обилием культовых сооружений и набожным населением, а рядом размещались заведения с весьма сомнительной репутацией. Этим необычным местам посвящена вышедшая в свет книга краеведа Алексея Клочкова «Казань: логовища мокрых улиц». С разрешения издателя «Реальное время» публикует отрывки из главы «О трех забытых производствах и некоторых вопросах ассенизации» (см. также части 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10).

Новые воспоминания о старом быте

Говоря откровенно, я никогда особенно не доверял статистике. Проработав много лет в кадровой службе, хорошо знаю, как эти цифры лепятся. Так и с канализационной сетью — вроде бы, по данным на 1994 год, она имела просто-таки гигантскую протяженность — целых 500 километров и даже больше, а все равно разум отказывается принимать эти цифры на веру. И немудрено: казанские старожилы не дадут соврать, что даже к началу третьего тысячелетия подавляющее большинство строений исторического центра Казани не были подключены к городской канализации, а многие — и к водопроводу.

Суконка, Дегтярка, Заречье, Старая и Новая Татарские слободы, районы улиц Федосеевской и Тельмана, Подлужной и Касаткина, Кирова и Нариманова — вот далеко не полный список тех мест, жителям которых так и не суждено было воспользоваться самыми элементарными благами цивилизации вплоть до их выселения по программе ликвидации ветхого жилья. Да что Суконка — даже на главной торговой улице Баумана далеко не все строения были подключены к городским водостокам. Жутко вспомнить, но еще пару десятилетий назад стандартным набором удобств почти каждого старого казанского дома были туалет типа «сортир» во дворе и водяная колонка на прилегающей улице.

Сомнительные прелести советского быта мне удалось ощутить на собственной шкуре, когда летом 1998 года я чинил свою машину во дворе дома Гули Касимовой, проживавшей в ту пору на улице Свердлова, 69.

В сравнении с Гулей условия нашего проживания в доме на Большой Красной, 10, были поистине царскими — у нас был собственный санузел (на две семьи) плюс холодная вода. Правда, эти удобства появились только в 1966 году, да и то всего в трех квартирах, где позволяла планировка — и эта вопиющая несправедливость вызывала живейшую зависть обделенных жильцов, продолжавших пользоваться загаженной уличной уборной и бегать за водой на колонку в соседний двор.

В последнюю пятницу каждого месяца в десять утра, как по расписанию, к нам во двор заезжала ассенизационная машина ГАЗ-53 с укрепленной позади кабины емкостью темно-серого цвета. Едва заслышав шум ее мотора, все дворовые ребята выбегали смотреть, как будут выкачивать дерьмо — зрелище, действительно, было занятное, хотя и дурно пахнувшее. Так вот, первым делом водитель разворачивался прямо до дворе и потихоньку сдавал назад в закоулок, где у нас помещались отхожие места и выгребная яма. Засим, надев брезентовые рукавицы, он откидывал деревянную крышку люка выгребной ямы, погружал туда гофрированный всасывающий хобот, после чего включал свой агрегат. Заунывный вой работавших насосов, сопровождаемый не менее унылым запахом, далеко разносился по округе, нарушая почти патриархальную тишину нашего околотка.

Длилась эта санитарно-гигиеническая процедура довольно долго, не менее получаса, а запах взбаламученного дерьма не утихал и того дольше — он ощущался в течение еще нескольких последующих часов. По завершении процесса водитель вытаскивал из ямы свой шланг, обдавал его из ведра холодной водой и в самом конце подсыпал свежую порцию дуста в большую жестяную плоскую банку из-под консервов, прибитую к деревянной стене сортира — на ней крупными неровными буквами была выведена надпись: «Яд для мух». После этого водитель просил детей посторониться и уезжал со двора. Вспоминаю, что всего чаще к нам приезжала одна и та же автомашина — имя ее водителя было Файзрахман, госномер я тоже еще прекрасно помню — 09-19 ТТВ.

Вспоминаю, как однажды в самый канун этой вот очистительной процедуры к нам на Большую Красную зашел заведующий кафедрой физической химии КХТИ профессор В.Н. Никулин, в ту пору — прямой начальник моей матери. Когда я, наконец, вернулся со двора, он, как водится, перво-наперво обратился ко мне с вопросом — кем-де хочешь стать, когда вырастешь? Ну а я, впечатленный только что виденным зрелищем, возьми да и ляпни ему: хочу, мол, когда вырасту, работать на «говновозке» (слова «ассенизационная машина» я в ту пору, понятно, не знал)! Мать, естественно, чуть не провалилась сквозь землю от стыда, но ее начальник не дал ей дальнейшего повода краснеть — говорит, правильно, молодец, любой труд благороден!

Мокрая площадь: шаг в современность

…И еще один момент, касающийся непосредственно Мокрой слободы. Как-то летом 2004 года мы с Андреем Останиным зашли домой к Георгию Фролову — что-то нам тогда нужно было срочно отсканировать, кажется, для музея Речного техникума. И вот, когда мы рылись в груде старых фотографий, мне на глаза попались несколько снимков, которые Георгий Валентинович сделал в 1973 году: на них был запечатлен разбор строений в начале улицы Кирова, нынешней Московской. Среди этих снимков был один, на котором можно было разглядеть большую яму посреди проезжей части, а в ней — старую трубу-не трубу, а некую насквозь прогнившую деревянную коммуникацию непонятного назначения и весьма внушительного размера, которую строители обнаружили под мостовой улицы Кирова.

Этот перекрытый досками деревянный желоб начинался от ныне несуществующего дома с адресом: улица Кирова, 6, (стоявшего на месте современного ЦУМа) и уходил в сторону Булака. По словам Г.В. Фролова, то был нелегальный водосток в Булак (разумеется, давно заброшенный), проведенный хозяевами меблированных комнат, некогда помещавшихся в доме Ольги Ратнер на Успенской улице. Поскольку в тот момент мы были слишком увлечены поиском фотографий волжских пароходов, я не уделил должного внимания этому снимку, о чем сегодня сильно сожалею. Больше я той фотографии никогда не видел, но кто знает, может, где еще она всплывет!

Теперь к самому дому О.В. Ратнер. Если читатель еще помнит, в ранние советские годы в нем помещалось мужское отделение железнодорожной школы №1, в хрущевские времена перебравшееся на набережную Булака. До революции в этом доме была дешевая гостиница, вероятно, составлявшая конкуренцию Соболевским номерам. Так, Николай Загоскин на страницах своего путеводителя рекомендовал в Мокрой слободе для посещения лишь две «гостиницы» (причем не в числе самых лучших) — меблированные комнаты в доме Ратнер на Успенской улице и в уже известном читателю доме Соболевых на Мокрой площади. Адресная и справочная книга «Вся Казань» за 1899 год дает нам в районе Мокрой еще один дом, числившийся за О.В. Ратнер (на Владимирской улице, являвшейся продолжением улицы Успенской) — вероятно, речь идет о гостиничном комплексе постройки Ф.И. Петонди, ранее принадлежавшем Марине Корюкиной.

Что же касается доходного дома О.В. Ратнер, имевшего адрес: улица Кирова, 6, то его начали разбирать в 1973 году (вкупе со всеми прочими строениями квартала, ограниченного участками улиц Кирова, Сакко и Ванцетти, Коротченко и Старой Кремлевской), когда на необъятной территории Мокрой площади был запроектирован огромный торговый центр, состоящий из универмага и универсама на 600 продавцов в двух этажах, ресторана-столовой на 230 мест и прочих учреждений бытового обслуживания населения.

Вот какую характеристику комплексу ЦУМа дает Сергей Саначин: «Это был типовой проект, значительно переработанный творческой группой во главе со Светланой Галаниной, включающий увеличение (с шести до двенадцати метров) шага каркаса, внедрение новейшего оборудования и технологий: эскалаторов, лифтов, организации торговли без продавцов и т.п. Огромно — площадью с гектар — подземное хозяйство ЦУМа. Главный фасад — лежащий небоскреб из металла и стекла. Сплошные витражи первого этажа прерываются четырьмя входными портальными рамами. Тема нависающего второго этажа — «солнцезащитные» горбыльки. Главные входы, со стороны все еще только теоретической эспланады «Кремль-Волга», вечно запечатаны. Людские потоки в подавляющем большинстве собираются с противоположной стороны — от вокзала и пересадочного узла, неизбежно преодолевая при этом открытую пропасть…»

Под «открытой пропастью» Сергей Павлович имеет в виду сильно заглубленный въезд в поистине необъятную утробу хозяйственных и складских помещений комплекса (общей полезной площадью около 14 000 кв. м), занявших значительную (если не большую) часть территории канувшей в Лету Мокрой площади. Подробная летопись казанского ЦУМа — от первого Татарского универсального магазина, открытого еще в 1940 году в здании бывшей биржи на улице Баумана (в 1963-м году перебравшегося на Кольцо) до нынешнего торгового мегакомплекса, распахнувшего свои двери 19 декабря 1977 года — представлена в «Казани из окон трамвая», а посему возвращаться к той истории мы не будем.

В этой связи, думаю, гораздо интереснее будет обратиться к тому, как строился сам комплекс. А строился он очень долго — не менее пяти-шести лет. Вспоминаю (правда, очень смутно), что году эдак в 73-м мы с отцом провожали отъезжавших в столицу вечерним поездом «Татарстан» наших московских родственников. После отхода поезда решили заглянуть на строительную площадку будущего ЦУМа — благо она была освещена мощными прожекторами, и это сонмище огней было хорошо заметно из любой точки исторического центра.

Когда мы пробрались сквозь строительные завалы, нашему взору открылась незабываемая картина, которая до сих пор стоит у меня перед глазами, — в ярком свете прожекторов перед нами предстал необъятных размеров и глубины котлован, на дне которого, как муравьи, сновали рабочие. Работа была в самом разгаре — дизельные сваебойные машины («копры») загоняли в пропитанный вековыми мерзостями «мокринский» грунт двенадцатиметровые железобетонные сваи; один за другим спускались в яму грузовики «МАЗ» с бетономешалками, в некоторых частях котлована уже начинали монтировать каркас будущего фундамента. А над самым краем котлована (показавшегося мне бездонным) еще нависали кривобокие домишки уходящей Мокрой слободы вместе с дровяными сараями, сортирами, заборами и всякой прочей деревянной рухлядью. В свете прожекторов зрелище казалось каким-то не вполне реальным, фантастическим — оттого, видимо, и сохранилось в моей памяти...

…А потом было торжественное открытие ЦУМа, которое пришлось на канун начала новогодних каникул. Всю предновогоднюю неделю уходящего 1977 года вновь открывшийся комплекс осаждали многотысячные толпы казанцев, пришедших сюда отнюдь не только за покупками, а больше для того, чтобы поглазеть на современный супермаркет — его интерьеры (которые современным казанцам представляются едва ли не пережитком старины) тогдашней казанской публике казались просто роскошными.

Помимо уже знакомых обывателю секций — сувенирной и парфюмерно-косметической, платяной и чулочно-носочной, кожгалантерейной и обувной — здесь открылись и невиданные дотоле в Казани новые отделы — музыкальных инструментов и грампластинок. У прилавков музыкального отдела обычно тусовалась молодежь, снедаемая мечтой отыскать среди завалов «неликвидной» продукции некую дефицитную пластинку с записями зарубежной или же, на самый худой конец, отечественной популярной эстрадной музыки. Увы, эти мечты так и оставались мечтами — на прилавках пылились по большей части грамзаписи пионерских и комсомольских песен и всякого прочего идеологически выдержанного официоза навроде «Ленин всегда живой», «Малая Земля» или «Мой адрес — Советский Союз» (последнюю песню в народе называли куплетами алиментщика). Если же вдруг «выбрасывались» пластинки с записями, скажем, Аллы Пугачевой, Валерия Леонтьева, Владимира Высоцкого или же некоего официально разрешенного советскими властями зарубежного эстрадного певца или певицы, то у прилавков тут же выстраивались длиннющие очереди-сороконожки.

Да, изменились времена — в сравнении с тем же магазином братьев Половниковых на Большой Проломной (где обыватель мог приобрести все, что только его душе угодно, — от «бордельных» и каторжанских песен до «Марсельезы») ассортимент музыкальной продукции, предлагаемой казанским ЦУМом, выглядел откровенно убого. В свете сказанного пресловутая «царская тирания» представляется прямо-таки светочем свободы, демократии и либерализма (на чем, кстати, царская власть и погорела).

Секция «Телевизоры и радиолы» могла предложить на выбор всего несколько типов телеприемников, среди которых особым спросом пользовался черно-белый телевизор «Рекорд» (стоивший 250 рублей). Цветные же аппараты «Спектр» пензенского производства оставались недоступными для подавляющей части тогдашней казанской публики, ибо стоили баснословно дорого — не менее 700 рублей. Помню, в 1978-м купили с отцом в этом отделе (за 225 рублей! — огромные по тем временам деньги) катушечный магнитофон «Эльфа» — так он у меня проработал не менее двадцати лет и дожил до появления цифровых носителей звука. Помимо бытовой техники, хозяйственных, канцелярских товаров и музыкальных инструментов, в первом этаже супермаркета можно было приобрести еще и продукты; впрочем, ассортимент продтоваров, предлагаемых цумовским гастрономом, был таким же скучным и однообразным, как и во всех прочих городских магазинах.

На второй этаж, в «мир тканей и нарядов», вели сразу несколько лестниц, среди которых были и две самодвижущиеся. Эскалаторы, установленные в ЦУМе, стали первыми в Казани — они здорово смахивали на московские, только были на порядок короче. С самого начала было ясно, что установили их не по необходимости, а «для того, чтобы было как в Москве» — дескать, знай наших!

Простые казанцы в свою очередь тоже очень скоро поняли, что самодвижущиеся лестницы поставили больше «для понту»: а потому (в знак протеста?) они продолжали пользоваться классическими лестницами, а на редких пассажиров эскалаторов глядели как на чудаков и даже ерничали над ними («во, гляди, молодой здоровый мужик, а как дурак лезет на эскалатор!»). Лишь казанская детвора, свободная от предрассудков, смогла по достоинству оценить новинку — окрестные ребята (от совсем еще малышей до старшеклассников) зачастую приходили в универмаг с одной-единственной целью — прокатиться на эскалаторе. Но увы — «недолго музыка играла»: уже к лету 1978 года «цумовские» эскалаторы замерли и оставались недвижимыми в течение нескольких последующих десятилетий — вплоть до начала реконструкции торгового комплекса, пришедшегося на канун т. н. юбилея города. Все это время они были перекрыты бархатными ограждениями и гордо продолжали служить, но теперь уже как музейные экспонаты.

Возведение первого в нашем городе гипермаркета кардинальным образом изменило облик околотка, прилегающего к бывшей Мокрой площади — там, где еще недавно смердели утопающие в вековой грязи задворки улицы Коротченко, появилась обширная прогулочная зона, которая в перспективе должна была охватить еще большую территорию — вдоль Кремлевской улицы до самых крепостных стен (последнее воплотилось в жизнь только в третьем тысячелетии). В описываемое же время была благоустроена только прямоугольная в плане территория между ЦУМом и Дворцом спорта — от улицы Коротченко до Кирова. Здесь забили фонтаны, появились скамейки для отдыхающих, а сама площадка была замощена квадратными железобетонными плитами, которые сохранились до сих пор, но выглядят сегодня уже архаично.

Площадку перед входом в гипермаркет (где еще недавно стоял бывший дом Ратнер) тоже благоустроили — здесь была оборудована существующая по сей день автомобильная парковка. Обогнув торговый комплекс с левой стороны и пройдя над самым краем бездны подземных складов, можно было кратчайшим путем выйти на южный угол Мокрой площади — к номерам Соболева. К открытию ЦУМа этот «пятачок» был приведен в относительный порядок, а то самое место, где еще полвека назад шумела «обжорка», стало отправным пунктом нескольких автобусных маршрутов — второго, двадцать третьего, тридцатого, сорок девятого и пятьдесят второго. Остановка называлась «ЦУМ» и была в некотором смысле единственной в своем роде, ибо посадка в автобус осуществлялась здесь в строгом соответствии с местом в живой очереди, а не по известному принципу «кто успел — тот и сел».

Остановка «ЦУМ». Фото realnoevremya.ru/Евгения Канаева. 1991 г.

Думается, мало кто из пассажиров, ожидавших автобус, знал что-либо о мрачном прошлом этих мест, да и сама окружающая местность к тому времени изменилась самым радикальным образом. К концу 70-х годов незатронутым цивилизацией оставался совсем небольшой околоток, примыкающий к северо-западному углу торгового комплекса — со стороны улицы Коротченко. Несмотря даже на то, что еще в 80-е годы были одна за одной разобраны все близлежащие развалюхи, здесь как были вековая грязь и неустроенность — так и остались. И никто из казанских обывателей не догадывался о том, что именно тут, на заднем дворе нынешнего ЦУМа, некогда стоял один из самых загадочных казанских храмов — церковь Ильи Пророка, волею судеб оказавшаяся в самом сердце мокринских трущоб — в промежутке между 1-й и 2-й Мокрыми улицами. Этому храму посвящена отдельная глава.

Продолжение следует

Алексей Клочков, иллюстрации из книги «Казань: логовища мокрых улиц»
ОбществоИсторияИнфраструктура Татарстан Город КазаньТорговый Дом Казанский Центральный Универсальный Магазин

Новости партнеров