Наталья Борисенко: «Мы их так и называем — другие дети, цифровые аборигены»

Фото: facebook.com/borisenko.natalya

«Речь значительной части подростков — рваная, скудная, неряшливая»

— Наталья Анатольевна, правда ли, что современные подростки мало читают?

— На этот вопрос нельзя ответить однозначно. Нет никакого единого подростка, современное детство очень дифференцированно. Проблему нужно рассматривать в контексте и учитывать множество критериев — в какой семье ребенок растет, в какой школе учится, в каком городе (селе). Одни дети на три недели выезжают в «Сириус» и имеют возможность учиться у лучших учителей страны, участвуют в самых разных олимпиадах, завоевывают первые места, поступают затем в лучшие вузы и, конечно, читают, много читают. А другие — это обычные дети, которые испытывают трудности в обучении и чтении.

Долгое время психологи и педагоги интересовались как раз первыми, лучшими, одаренными детьми. Меня, однако, больше интересуют слабые дети, неуспешные, которым трудно учиться, трудно говорить, трудно выражать свои скудные мысли. И таких детей, к сожалению, большинство. Моя мечта и одновременно просьба к коллегам, которые работают в школах: чуть больше внимания таким слабым детям, чуть больше помощи им, больше улыбок. Это «чуть больше» окупится с лихвой.

— А какие у детей проблемы?

— Я могу говорить конкретно про русский язык. Для меня художественной метафорой современного подростничества являются книги известных авторов, пишущих для детей, — Андрея Жвалевского и Евгении Пастернак, в частности, сборник рассказов, вышедший еще в 2012 году, — «Типа смотри короче». Там все описано. Как говорят, чем живут…

Если говорить о речи, то название книги как раз и характеризует речь значительной части подростков (в данном случае семиклассников) — рваную, скудную, неряшливую. И дело даже не в школьном жаргоне, он всегда был. За этим стоит оскудение мысли.

— В чем причина этого оскудения?

— Здесь задействовано очень много процессов. Все влияет на все, как мы понимаем. Многие педагоги и психологи считают, что влияет современная информационная среда, цифровая среда, как ее называют. Этого, разумеется, отрицать нельзя. Последнее время я как раз занималась психологическими особенностями современных детей и подростков, искала материал по этой проблеме, пыталась осмыслить такие психические процессы, как мышление, речь, внимание, память, воображение, отличающие именно современных детей. Оказалось, действительно все другое. Мы их так и называем «другие дети».

«Другие дети» рождены в этой цифровой среде, в которой мы, взрослые, являемся мигрантами, а они — ее жителями, аборигенами. Цифровыми аборигенами. Это уже устойчивые определения.

«Другие дети» рождены в этой цифровой среде, в которой мы, взрослые, являемся мигрантами, а они — ее жителями, аборигенами

«6—8 уроков подростки проводят в школе, а во второй половине дня они «всегда онлайн». Не ежечасно, а ежеминутно»

— Что их отличает, современных цифровых детей?

— Есть один очень важный показатель, который как будто не имеет отношения к проблемам обучения русскому языку напрямую, — это время, которое современные дети проводят в интернете. Я буду оперировать данными 2018 года, приведенными в монографии «Цифровое поколение России: компетентность и безопасность». Авторы — психологи Московского государственного университета Галина Солдатова (руководитель коллектива), Елена Рассказова и Тимофей Нестик. Они как раз занимаются «сетевыми» подростками, в частности, неоднократно исследовали количество времени, проводимого подростками в Сети, и то, на что оно тратится. За последние 10 лет этот параметр вырос в несколько раз.

Судите сами: число учащихся, ежедневно проводящих в интернете три часа в сутки, составляет от 40 до 50 процентов. А есть и такие, которые сидят там 9 (!) часов, для них даже особый термин придумали — гиперподключенность. Таких гиперподключенных среди 12—13-летних 8 процентов, а в возрасте 14—17 лет уже 23. Получается, что у детей в Сети второй школьный день. 6—8 уроков они проводят в школе, а во второй половине дня подросток «всегда онлайн», не ежечасно, а ежеминутно. Впрочем, как и мы. Другое дело, что мы, взрослые, — сложившиеся личности и можем контролировать свое время, в отличие от подростков.

— И как это на них влияет?

— Ответ очевиден: это не может не влиять. По мнению психологов, интенсивная цифровая стимуляция от 3 до 9 часов в сутки не может пройти бесследно для складывающихся психических процессов. Если до цифровой эпохи высшие психические процессы (мышление, внимание, память и другие) развивались в общении взрослого с ребенком и самих детей между собой, то сегодня эту роль выполняет интернет. Именно он нередко оказывается в роли значимого посредника между ребенком и окружающим его нецифровым миром.

Нынешние дети многого не знают и не хотят знать. Ни названия стран, ни названия столиц. Мы (говорю о поколении 70—80-х прошлого века) когда-то специально учили наизусть столицы Африки, тренировали на этом материале свою память. Им это не нужно. Для них важно место, где это можно узнать. А место это одно — интернет, «Гугл». Они знают, на каком сайте они что-то находят, на какой строчке сайта. Память ориентируется на место, а не на содержание.

Поисковики интернета выступают для цифровых детей не только источником информации, но и значимым «другим», на память которого всегда можно положиться. Такую память ученые называют транзактивной. Она возникает при длительных отношениях в группах (например, семьях или командах), члены которых начинают полагаться на память друг друга, а не на свою собственную. В паре «подросток — интернет» таким «другим» выступает последний (так называемый «эффект Google»).

В результате память становится не только неглубокой, но и «короткой», кратковременной. Привычка не стремиться запоминать прочитанную информацию — одна из самых пагубных привычек, присущих представителям цифрового поколения. Многие из них не могут выучить таблицу умножения, формулы, стихи, иностранные слова, тексты учебных параграфов и изложений и т. п., без чего невозможен никакой учебный процесс, а если выучивают, то тут же, едва ли не через несколько часов или через час, забывают. Увы…

Привычка не стремиться запоминать прочитанную информацию — одна из самых пагубных привычек, присущих представителям цифрового поколения. Многие из них не могут выучить таблицу умножения, формулы, стихи, иностранные слова, тексты учебных параграфов и изложений и т. п., без чего невозможен никакой учебный процесс, а если выучивают, то тут же, едва ли не через несколько часов или через час, забывают

Серьезные проблемы и с чтением и пониманием текста, а не только с его запоминанием. Школьники могут понять более-менее простой, достаточно короткий текст размером со страницу А4. Но если они сталкиваются с чуть более сложным и чуть более длинным текстом, объемом две-три страницы, то тут уже все летит, они не понимают текст. А некоторые дети, даже учась в 7-м классе, элементарно не способны прочитать текст. Запинки на каждом слове, особенно если слова многосложные, причастия и деепричастия.

У моих любимых Жвалевского и Пастернак есть знаковая книга для описанной проблемы — повесть «Время всегда хорошее». Эта книга получила 10 лет назад ряд известных детских премий: «Книгуру», «Алиса» (лауреат), «Ясная Поляна» (финалист). Сюжет там типичный для детской фантастики — перемещение на машине времени. Подростки 1980 года и подростки 2018 года меняются местами. И там есть такой эпизод: современный подросток по прозвищу Ястреб общается со своим сверстником из 1980 года, тот учит его говорить … «ртом», без телефона и без чата. А Ястреб никак не может понять, как можно говорить иначе: «Ну как же, это же не тест. Это же говорить. Вот если бы тест, тогда, да. А тут у доски стоять, отвечать». Для современных подростков сдать устный экзамен по истории, математике и русскому (именно с такой ситуацией столкнулись герои повести) — это гигантская проблема. Время, интенсивно отданное цифре, отданное телефонам и другим гаджетам, непосредственно влияет на умение говорить. «Ястребы» -пятиклассники разучились говорить, отвечать на уроках, общаться вживую.

Впрочем, все не так однозначно. Развитие современных детей и подростков невозможно описать однозначно. Приведу еще один литературный пример, прямо противоположный первому с точки зрения прогнозов речевого развития у детей. Это подростковая антиутопия литовской писательницы Ребеки Уны «Отключай», которую только что перевели в издательстве «Самокат». В цифровом мире Уны все наоборот. Там подростки часами говорят, в отличие от героев Андрея Жвалевского и Евгении Пастернак. Но это общение абсолютно неживое. Живое общение сведено примерно до 1%, а 99% отдано так называемым «блокнотам» — аналогам наших смартфонов.

Почему я столько говорю о детских книгах? Пока нет достаточного количества релевантных научных психологических источников, исследований по названным проблемам, приходится зачастую обращаться к художественным произведениям. Детские и подростковые авторы в какой-то степени опередили ученых, попытались художественно осмыслить происходящие неоднозначные процессы. И мне кажется, что им это удается.

«Не смотрят ни на особенности школы, ни на особенности детей и учителей»

— Почему надо редактировать учебники русского языка? Язык меняется или меняются образовательные стандарты?

— Потому что учебники устаревают. Тексты нужно чистить. У наших учебников была очень непростая предыстория, которая началась 50 лет назад. Некоторые пугаются: «Ах, у вас такие старые учебники? Им уже полвека?» На самом деле, точкой отсчета является действительно 1970 год, хотя мой учитель и руководитель нашего авторского коллектива Генриетта Григорьевна Граник пришла в Психологический институт пятью годами ранее, в 1965 году, и проработала в нем 55 лет.

Новый ФГОС предлагают сделать предметно-ориентированным. Это значит, что во всех учебниках должен быть представлен примерно одинаковый материал, который позже будет изучаться во всех классах, во всех школах. Примерно так, как было в советское время, когда в разных городах на одном и том же уроке изучали одну и ту же тему

Вернусь к 1970 году. Именно тогда группа учителей, еще раз подчеркну, учителей, что для того времени было невероятно, нарушало все традиции, создала так называемый «беленький» учебник — «Синтаксис и пунктуация русского языка» (он в белой обложке, поэтому мы его так называем). Среди авторов — Стелла Морисовна Бондаренко, Лия Абрамовна Концевая, Ольга Зиновьевна Кантаровская и другие, коллектив возглавила Генриетта Григорьевна. Они написали учебник, не похожий ни на один другой, а главное — интересный детям. Потом были знаменитые «Секреты пунктуации» и «Секреты орфографии» (последние вышли миллионным тиражом, их знал практически каждый учитель). Я слушала предысторию и историю наших учебников из первых рук, из рассказов моих учителей. Эти первые учебники и учебные книги — фундамент всех позже вышедших книг, тех, что вышли в начале этого века и были в федеральном перечне учебников с 2008 года до 2013-го.

Мы наши учебники редактировали, точнее, переписывали, уже трижды, сейчас готовится четвертая редакция. В соответствии с новым ФГОСом. Сейчас учебники должны соответствовать новой Примерной программе по предмету (еще не утвержденной, пока есть только проект). Но что могу сказать точно — 10 лет назад была более свободная программа, дававшая больше возможностей для творчества авторским коллективам. Сейчас есть проекты Примерных программ по каждому предмету, а не только по русскому языку. И вокруг этих программ бьется столько копий, что мало не покажется.

— Почему?

— Новый ФГОС предлагают сделать предметно-ориентированным. Это значит, что во всех учебниках должен быть представлен примерно одинаковый материал, который позже будет изучаться во всех классах, во всех школах. Примерно так, как было в советское время, когда в разных городах на одном и том же уроке изучали одну и ту же тему. Если вы изучаете, к примеру, разряды имен прилагательных (в шестом классе), то эти разряды должны изучаться всеми. Это то самое единое образовательное пространство, которое сейчас так мило чиновникам и которое вводят уже несколько лет. Не смотрят ни на особенности школы, ни на особенности детей и учителей. Абсолютная унификация, стандартный подход к содержанию.

И прогрессивная общественность взбунтовалась. Не могла не взбунтоваться. Все началось со словесников, выступивших против единого перечня произведений, которые должны изучаться в школе. Сейчас на какое-то время это приостановилось. Но что будет дальше, никто не знает.

Что касается наших учебников, то мы решили попытаться вернуть их в федеральный перечень, решили попробовать переставить в учебниках некоторые темы с тем, чтобы они в большей степени отвечали Примерной программе.

— Учителя по-прежнему могут выбирать учебники, по которым учить детей?

— Теоретически могут, но раньше у них этот выбор был гораздо больше. Было 10 учебников, сейчас их то ли пять, то ли шесть.

— Какие требования предъявляются к учебникам?

— Вообще требований — научных — множество. Но я скажу о другой проблеме. О требованиях, которые предъявляют к учебникам чиновники. Чиновники — не эксперты в области преподавания русского языка, тем более не эксперты в области создания учебников. У них единственное требование — унификации. В этом смысле они напоминают мне героев антиутопий. Дан старт единому образовательному пространству, соответственно, все у всех должно быть одинаковое. Но тогда возникает вопрос: как совместить это с требованием вариативности учебников?

Если раньше дети начинали говорить с двух до трех лет, то сейчас, если ребенок не говорит в три и даже четыре года, это считается нормой. Нормы отодвигаются все дальше и дальше

«Время общения матери с ребенком сократилось очень резко. Это не может не влиять на развитие речи детей»

— А что это за возрастные особенности учащихся? Как сегодня происходит освоение речи дошкольником и русского языка школьником?

— Глубоких исследований, тем более на больших выборках детей, пока явно недостаточно. Потому что психологи не успевают за теми изменениями, которые происходят в жизни современных детей и подростков. Вот только один пример — о нормах речевого развития. Здесь явное отставание на год-полтора. Я говорю об освоении речи маленьким ребенком. Если раньше дети начинали говорить с двух до трех лет, то сейчас, если ребенок не говорит в три и даже четыре года, это считается нормой. Нормы отодвигаются все дальше и дальше.

Если обсуждать проблему не на научном языке, а на бытовом, а также на уровне наблюдений за повседневной жизнью, то можно увидеть такую картину. Мамы с колясками или с детьми чуть постарше не выпускают из рук телефоны. Гуляют с детьми, будто они немые. Во всяком случае, разговаривают с ними гораздо меньше, чем с телефоном. А некоторые даже умудряются через несколько месяцев после рождения ребенка работать удаленно: кормить ребенка грудью и в это время отвечать по телефону. Меня это поражает. Я бы не стала говорить об этом, если бы это был единственный случай. Увы, знаю не менее десятка таких молодых мам. Время общения матери с ребенком сократилось очень резко. И это не может не влиять на развитие речи маленьких детей.

— Сейчас в Сети много информации о том, как развивать навыки чтения у детей, увеличивать их словарный запас и улучшать грамотность. Вплоть до количества страниц, которые должен читать ребенок в день. Что вы можете порекомендовать родителям?

— Рекомендации ежедневного, подчеркну, ежедневного чтения для детей небезосновательны. Я много лет являюсь членом общественной организации «Русская ассоциация чтения», которую возглавляет известный психолог Наталья Николаевна Сметанникова. В рекомендациях РАЧ есть такое положение: для того чтобы поддерживать читательский навык у детей 10—12 лет, нужно читать в день не менее 11 страниц. Лучше 15, еще лучше — полчаса. Речь о свободном, так называемом досуговом чтении, чтении помимо школьных учебников, чтении для себя.

Но я думаю, что процентов 70 детей не читают столько. Не могут выделить даже такого минимального времени на чтение. Разумеется, не все. Возвращаюсь к тезису, с которого начала беседу, — с неоднородности, дифференцированности нынешних детей. Кто-то не читает ничего и никогда, а кто-то читает взахлеб. Впрочем, так было всегда. Только эта тенденция усилилась.

«Знакомый старшеклассник слушал «Грозу» в течение нескольких часов. На другой день не смог ни назвать имен героев, ни пересказать сюжет»

— Появляются ли какие-то современные подходы к обучению русскому языку в связи с тем, что, как считается, дети сегодня лучше реагируют на картинку, чем на текст?

— Да, сегодня много говорят о делении детей на визуалов и аудиалов в зависимости от каналов поступления информации. Это надо учитывать. Визуалов стало значительно больше. «Картинка» (готовый образ) заполонила мир. Визуальные образы буквально везде: это и реклама, и экран компьютера, и миллиарды сайтов во всемирной паутине. Визуального контента в Сети в тысячи раз больше, чем текстового. Результат? Дети больше смотрят, чем читают.

Мне кажется, что слушание небольшими порциями может пойти на пользу. Но тут есть одна проблема: за время слушания у читателя должно успеть включиться так называемое читательское воображение. Если это художественная или познавательная книга, написанная образным языком. Пока ребенок слушает ее, он должен успеть создать в уме картину, точнее, картины, сменяющиеся по ходу слушания

— А аудиокниги? Как вы их оцениваете?

— Рынок аудиокниг, по последним данным, стремительно развивается не только на Западе, но и у нас. В 2018 году аудиокниги составляли примерно 5% общемировых продаж. Но цифры растут на глазах. Очень многие слушают аудиокниги. Сама я их не слушаю, это не мой формат. Но мне кажется, что слушание небольшими порциями может пойти на пользу. Но тут есть одна проблема: за время слушания у читателя должно успеть включиться так называемое читательское воображение. Если это художественная или познавательная книга, написанная образным языком. Пока ребенок слушает ее, он должен успеть создать в уме картину, точнее, картины, сменяющиеся по ходу слушания. Многие не успевают или вообще не умеют. Этому надо специально учить.

Один пример. Знакомый старшеклассник слушал «Грозу» Островского в течение нескольких часов. А на другой день не смог назвать ни имен героев, ни пересказать сюжет. Да, он вроде бы слушал, именно вроде бы, но не смог понять, «про что» драма. Это пример из серии «про одного ученика», но пример достаточно характерный. Слушая аудиокнигу или читая с экрана телефона, читатели-школьники плохо ориентируются даже в поиске нужного эпизода.

Цифровое чтение — совсем другой формат, с другими законами. Говорить об этом нужно отдельно, не вскользь. Мы (говорю о нашем научном коллективе) как раз на следующий год поставили перед собой эту проблему — изучить особенности цифрового чтения. Все дети читают с экрана. Они этому стихийно научились, их этому никто не учил. Но научных данных, как это сказывается на них, нет. И мы поставили перед собой задачу узнать, что там происходит, с этим цифровым чтением. Начинать надо с простейшего — с измерения техники чтения и понимания текста. Потому что сейчас перед нами стоит задача делать цифровые учебники по русскому языку. Это совершенно другие учебники, и нам нужно понимать, как научить детей с ними работать. В том числе читать.