Федерализм из Поднебесной: как Китай стал капиталистическим

Рональд Коуз как выдающийся экономист

Надо сказать, что я большой поклонник Рональда Коуза, лауреата Нобелевской премии по экономике 1991 года — его многие ставят в один ряд с Адамом Смитом. Работы британского экономиста Коуза произвели самый настоящий переворот в видении экономической реальности, изменили саму научную картину мира. Гений, что и говорить, хотя его научный авторитет покоится всего на двух статьях: « Природа фирмы» (1937) и «Проблема социальных издержек» (1960). Сами статьи невелики по объему: первая примерно на 37 страниц, вторая — на 45. Написаны легким доступным языком без математических выкладок. Но эти маленькие статьи, подобно могучему домкрату, произвели «парадигмальный сдвиг» в экономической науке. До сих пор Коуз — один из самых цитируемых экономистов в мире. Он ввел в экономику понятие «трансакционные издержки», т. е. затраты и потери, неизбежно возникающие при заключении и совершении любых сделок (трансакций). Речь идет об издержках, связанных со сбором и переработкой информации, поиском партнеров, проведением переговоров и принятием решений, оформлением и юридической защитой контрактов, контролем за их исполнением и т. д. Трансакционные издержки являются следствием сложности окружающего мира и ограниченной рациональности экономических субъектов и зависят от того, в какой координационной системе проводятся экономические операции. Слишком высокие трансакционные издержки могут помешать осуществлению экономического действия. Социальные и государственные институты (например, биржа) позволяют снизить эти издержки при помощи формальных правил и неформальных норм. Последние составляют деловую культуру.

Исходя из понятия трансакционных издержек формулируется знаменитая теорема Коуза:

«Если права собственности четко определены и трансакционные издержки равны нулю, то размещение ресурсов (структура производства) будет оставаться неизменным и эффективным независимо от изменений в распределении прав собственности».

Российский экономист Александр Аузан очень доходчиво описал применение теоремы Коуза в отношении российской приватизации 90-х годов:

«Возьмем российскую приватизацию. По основному тексту теоремы Коуза получается, что совершенно не важно, кто у вас стал собственником основных активов в стране. Одни будут справляться хуже, другие — лучше, тот, кто хуже — будет терять активы, и в итоге они окажутся в руках эффективных собственников. Правильно? Правильно. Все, конечно, перетечет, как должно, при одном условии: если не будет никаких сил трения. А они есть — это трансакционные издержки, действие которых приведет к тому, что на неэкономическом языке очень точно формулирует наша великая современница Людмила Михайловна Алексеева, любимая фраза которой: «Все рано или поздно устроится более или менее плохо». Основной вывод из теоремы Коуза: равновесие будет достигнуто, но это будет плохое равновесие, потому что силы трения не позволяют активам распределиться оптимальным образом. Это будет совершенно не то счастливое и эффективное равновесие, которое было в мечтах экономистов-идеалистов, политиков-реформаторов и жаждущего благополучия населения.

Чем определялся первоначальный доступ тех или иных людей к активам в ходе приватизации? Тем, что у них были дополнительные возможности, которых не было у остальных: закрытые данные, связи, знакомства. Если переводить это на язык трансакционных издержек, можно говорить, например, об асимметрии информации — у большинства были запретительно высокие издержки доступа к информации определенного рода. А кто-то обладал низкими издержками ведения переговоров, потому что имел доступ к регулятору, для остальных же эти издержки, опять же, были запретительными».

Идеи Коуза получили широкое применение при изучении самых разнообразных, порой неожиданных проблем, будь то наем игроков спортивными командами или организация сбора донорской крови, антитрестовское законодательство или охрана окружающей среды, дали толчок к переформулированию всего корпуса микроэкономической теории.

У Коуза мало работ, поэтому любая публикация Рональда Коуза — это, безусловно, огромное событие.

Книга-хроника китайских реформ

Книга Рональда Коуза и Нина Вана «Как Китай стал капиталистическим», опубликованная транснациональным книжным издательством Palgrave Macmillan в 2013 году, стала предсмертной «лебединой песней» Рональда Коуза, который скончался 2 сентября 2013 года в Чикаго. Соавтор книги, Нин Ван (Ning Wang), работает старшим научным сотрудником Института Рональда Коуза и международным директором Центра Рональда Коуза по изучению экономики в Чжэцзяньском университете (Zhejiang University), Китай.

В конце марта книгу на русском языке опубликовало «Новое издательство» (Москва), тираж не указан, 386 страниц, мягкая обложка. Продается в интернет-магазинах по цене 600-700 рублей.

Уже само заглавие книги «Как Китай стал капиталистическим» провокационное, ведь какой может быть капитализм, если в КНР у власти по-прежнему находится Коммунистическая партия. Трудно точно сформулировать, какой там сейчас строй, но тем не менее там преобладают рыночные силы и процветает частный бизнес.

При этом, как ни прискорбно сознавать, они опередили нас. Хотя у нас была сверхдержава… А теперь мы уже здорово отстаем от них по доходам. Еще в середине 2015-го зарплата среднего россиянина составляла примерно 33 тысячи рублей, что равно около 500 долларам исходя из среднего курса 65 рублей за доллар. В 2014 году средний китаец получал 8800 юаней в месяц, что при нынешнем курсе (доллар поднялся и к юаню тоже, но не так сильно) составляет 733 доллара. Таким образом, мы уже в полтора раза отстаем от КНР по данному критерию.

Как это произошло? Ответ на этот вопрос содержится в этой книге-хронике. Не все прочтут книгу или не все успеют купить, так что процитирую самые интересные моменты этого захватывающего труда.

Величайшая трансформация

Переход из коммунизма к капиталистической системе в Китае часто называют величайшей программой экономических реформ в истории человечества. Что не удивительно — это действительно огромная страна с площадью 9,6 млн км. (3-я в мире по территории после России и Канады) и 1,3 млрд. человек населения (1-я страна в мире)

Не менее выдающимся является тот факт, что череда событий, приведших Китай к капитализму, никем не планировалась, а итоги реформ оказались полной неожиданностью для всех. Возможно, еще более необычным обстоятельством во всей этой истории стало то, что переходом к капитализму руководила Коммунистическая партия Китая.

Китайская пословица говорит о том же более образным языком: «Специально посаженные цветы не зацвели, а дико растущие ивы разрослись в большие теннисные деревья»

В этой потрясающей истории в роли троянского коня выступает китайский принцип «искать истину в фактах», который китайский лидер того времени Дэн Сяопин ошибочно называл «сутью марксизма». Когда Китай стал гигантской экономической лабораторией, конкуренция показала, на какие чудеса она способна.

Уважение к Мао

Когда 1 октября 1949 года, выступая на площади Тяньаньмэнь, Мао Цзэдун произнес слова о том, что китайский народ сумел «встать на ноги», всю нацию захлестнули восторг и энтузиазм. После затянувшегося насильственного и постыдного падения династии Цин в 1911 году, после десятилетий разрушительных войн между милитаристами, после страшной японской оккупации, продолжавшейся восемь лет, и кровавой трехлетней гражданской войны Китай наконец стал единым и независимым государством. Нужно было выбирать путь, по которому следовало двигаться.

К тому времени сложилось так, что отношения между СССР и Китаем в ту пору были довольно прохладными. Так, вождь Мао никогда не нравился советскому руководству, а Сталин называл Мао «пещерным марксистом», поскольку в Янъяне коммунисты жили в пещерах. Напряжение постоянно возрастало, антагонизм усиливался; кульминацией конфликта стали столкновения на северо-восточной границе Китая в 1969 году (полуостров Даманский).

Как следствие, у Мао и компартии Китая стало складываться весьма специфическое понимание социализма. Как, впрочем, и все последующие трактовки чужого опыта для Китая. Мао Цзедун с товарищами редко когда серьезно изучали марксизм (если вообще изучали) и едва ли его понимали. Те, кто изучали марксизм систематически, либо погибли от рук националистов до 1949 года, либо проиграли Мао в вечной внутрипартийной борьбе за власть. После прихода Мао к власти Китайская коммунистическая партия всегда была больше «китайской», чем «коммунистической». Понимание марксизма основывалось у Мао Цзэдуна в большей степени на чтении китайской классики, чем на знаниях (весьма ограниченном) произведений Маркса и Ленина. Несмотря на многократные попытки искоренить древние традиции, китайский социализм находился под глубоким влиянием древнейшей социальной и политической истории страны. Китай и при социализме оставался китайским.

Начиналось все прямо по лекалам советской индустриализации 30-х годов. В 1958 году Китай перешел на систему централизованных заготовок, что позволило субсидировать индустриализацию. Началась политика «большого скачка». Госплан КНР разработал вариант пятилетнего плана на 1958-1962 годы. Он предусматривал резкое ускорение темпов экономического развития. Предполагалось увеличить выпуск промышленной продукции в 6,5 раз, сельскохозяйственной в 2,5 раза, причем среднегодовой прирост в промышленности должен был составить 45%, а в сельскохозяйственном производстве — 20%. Выплавку стали предполагалось увеличить в 10 раз, с первоначально намечавшихся примерно 10 млн тонн до 100 млн тонн.

Крестьянство, которое составляло более 80% населения Китая, стало вымирать от голода — за время «большого скачка» умерло от 30 до 40 млн китайцев. Две трети крестьян в 1978 году имели меньший доход, чем в 1950-х, у одной трети уровень дохода оказался даже ниже, чем в 1930-х годах перед вторжением Японии в Китай. Ветераны Крестной армии Китая и старые партийцы становились жертвами «чисток» в ходе «культурной революции». Страна погрузилась в атмосферу репрессий и голода. Политическая жизнь просто исчезла — единственным человеком в КПК, у которого было право голоса, стал председатель Мао.

Лекала-то советские, но китайская специфика вкралась и тут, породив в корне отличное от советского детище. Здесь сказалось мировоззрение Мао Цзэдуна, сформированное в военные времена в ходе двадцатилетнего опыта партизанщины. Как настоящий партизан Мао всегда был противником жесткой централизации. Как бы сказали сейчас, он был убежденным сторонником развития регионов. Если в ленинском и сталинском понимании экономика представляла собой одну большую корпорацию, Мао воспринимал ее как множество самостоятельных или менее однородных единиц. Для Мао коммуна была ячейкой общества, максимально приближенной к идеалу. Каждая коммуна выполняла весь комплекс эконом ических и социальных функций, будучи одновременно и сельскохозяйственным кооперативом, и производственным объединением, и военной бригадой — с детским садом, школой, а также с больницей, где пациентов принимали босоногие доктора. Коммуны существовали независимо друг от друга, горизонтальные связи между ними практически отсутствовали. Таким образом, при Мао Китай не имел социальной экономики, то есть национальной экономики как интегрированной, взаимосвязанной системы, управляемой рыком и/или центральным правительством.

С тех пор, как Мао Цзэдун в середине 1950-х провел децентрализацию управления, китайская экономика отличалась высокой степенью фрагментации. Возможно, фрагментация достигла апогея в 1960-х годах, когда каждая административная единица — от провинции до уезда — была вынуждена создавать всеобъемлющую и самодостаточную структуру производства.

Мао предупреждал:

«Наша территория столь обширна, наше население столько многочисленно, а условия жизни столь суровы, что будет гораздо лучше, если инициатива будет исходить как от централизованного правительства, так и от местных властей, а не проистекать из одного источника. Мы не должны следовать примеру Советского Союза, который сконцентрировал всю власть в центре, сковав местные органы по рука и ногам и лишив их права действовать самостоятельно».

В 1958 году после Третьего пленума ЦК КПК 8 созыва в стране произошла административная реформа. Основным пунктом реформы было перераспределение власти в пользу органов местного самоуправления. В результате местные власти получили больше автономии в планировании экономики, распределении ресурсов, бюджетной и налоговой политике, управлении кадрами. Кроме того, им поручили руководить большинством государственных предприятий. Около 88% государственных компаний, подчиняющихся центральным министерствам, было передано органам местного самоуправления.

Несмотря на ужасающие человеческие жертвы во времена «большого скачка» и чисток «культурной революции», даже западные СМИ признавали величие Мао Цзэдуна.

Как написал журнал The Economist:

«В конечном счете Мао следует признать одним из величайших деятелей в истории человечества. Он разработал стратегию аграрной революции, которая позволила Коммунистической партии Китая захватить власть, опираясь на поддержку крестьянства вопреки учению Маркса. Под его руководством феодальный Китай, разрушенный войной и обескровленный коррупцией, превратился в единое эгалитарное государство, в котором никто не голодал. Мао возродил национальную гордость и веру в то, что, по его словам, Китай сможет встать на ноги и стать вровень с величайшими державами».

The Economist серьезно ошибся насчет голода, но так или иначе революция, во главе которой стоял Мао, оказала огромное влияние не только на Китай, но и на весь мир. И кто знает, где бы оказался Китай, если бы не тяга Мао к децентрализации.

Дэн Сяопин как гений прагматизма

После отстранения от должности в начале «культурной революции» Дэн Сяопин несколько лет работал простым рабочим на тракторном заводе в провинции Цзянси. Проведя несколько лет в китайской деревне, Дэн понял, что главная угроза для Китая — вовсе не капитализм, а голод и нищета. Экономический прагматизм взял верх над радикальной идеологией.

Еще тогда Дэн Сяопин предельно четко сформулировал:

«Суть марксизма в том, чтобы искать истину в фактах. Вот за что мы должны выступать, а не за поклонением книгам. Реформа и политика успешны не потому, что мы полагались на книги, а потому, что мы опирались на практику и искали истину в фактах. Это крестьяне придумали систему подрядной ответственности крестьянских хозяйств, привязав вознаграждение к выработке. При проведении агарной реформы многие хорошие идеи были заимствованы у простых людей. Мы доработали их и рекомендовали всей стране как руководство к действию. Практика — единственный критерий истины. Я не так много книг прочел, но в одно твердо верю: в принцип председателя Мао — искать правду в фактах. Из этого принципа мы исходили, когда воевали, и будем на него опираться в строительстве и преобразованиях. Мы выступали за марксизм всю нашу жизнь. На самом деле марксизм — не заумное учение. Он очень прост, это очень простая истина».

В течение нескольких месяцев после смерти Мао (9 сентября 1976 года), Дэн Сяопин становится фактическим лидером Китая. Унаследовав разрушенный и сотрясаемый социальными и политическими конфликтами Китай после «Культурной революции», Дэн стал ядром нового поколения китайских руководителей. Он стал инструментом внедрения нового мышления, разработал принцип «социализма с китайской спецификой», стал инициатором экономических реформ в Китае и сделал страну частью мирового рынка. Он заложил основы для экономического развития Китая, что позволило Китаю получить репутацию страны с самой быстрорастущей экономикой в мире.

Дэн Сяопин постоянно повторял китайцам (словно это был его жизненный девиз):

«Не надо спорить! Ставьте смелые эксперименты и прокладывайте новые пути».

Дэн Сяопин и другие китайские вожди постмаоистской эпохи были не мудрее своих предшественников, просто трагедия «большого скачка» и «культурной революции» подточила их веру в какие-либо теории. Раз социализм постигла такая неудача, тогда всемогущая идеология — не что иное, как роковой самообман.

Начало экономических реформ

5 декабря 1976 года была разрешена частная торговля, ранее запрещенная и осуждавшаяся как отличительная черта капитализма. В 1978 году трудящимся разрешили бонусы и сдельную оплату.

Верхушка КПК начала интенсивные поездки по западным странам, а в 1980 году нобелевский лауреат по экономике Милтон Фридман посетил Китай и в течение недели читал партийным боссам курс лекций о теории ценообразования. Дэн Сяопин едет в Сингапур в 1978 году и настоятельно просит у первого премьера Республики Сингапур Ли Куан Ю дать советы, как улучшить ситуацию в китайской экономике. Как раз в Сингапуре Дэн Сяопин понял, что прямые иностранные инвестиции помогут Китаю получить доступ к необходимым для скорейшей индустриализации знаниям в области технологий и управления. Отчеты членов делегаций о визитах за рубеж распространяются среди партийцев и даже становятся достоянием широкой общественности.

Таким образом, Китай к началу 80-х перешел к политике открытости. Как результат — стали стремительно расти объемы внешней торговли. В 1977 году внешнеторговый оборот Китая составлял 14 млрд долларов США. Для сравнения, тот же показатель у Японии составлял 141 млрд долларов США. В 1978 году Китай в полтора раза увеличивает свой внешнеторговый оборот.

Стимулирование экспорта становится центральным пунктом экономической реформы. Происходит гигантская трансформация идеологии.

Четыре периферийные революции

В конце 1978 года проходит Третий пленум ЦК КПК 11-го созыва, который, по словам китайского руководства и мирового научного сообщества, стал отправной точкой рыночных преобразований, переломным моментом китайской истории.

Была запущена так называемая «двухрельсовая система» — сосуществование в государственном секторе экономики как централизованного планового регулирования, так и рыночных элементов. Госпредприятия, выполнив план, сами решали, что им производить и продавать. При этом наличие «вторых рельсов» давало Пекину пространство для маневра при определении дальнейшего курса реформ, поскольку правительство не ассоциировалось с переменами на местах. Благодаря этой структуре политическая система осталась под контролем одной партии, но приобрела эластичность, восприимчивость и способность приспосабливаться к экономическим изменениям.

Но «двухрельсовая система» оказалась все-таки полумерой, так как сочетала в себе противоречивые элементы. Поэтому и эта реформа застопорилась. Настоящая экономическая революция в Китае началась там, где ее никто не ждал — на периферии, и начали ее не привилегированные государственные предприятия, а обездоленные, оставшиеся не у дел маргиналы. Китай стал капиталистическим благодаря периферийным революциям.

Первая периферийная революция — аграрная. На самых малоплодородных и удаленных землях стали появляться первые частные фермеры. Самая настоящая партизанщина с молчаливого и негласного одобрения местных провинциальных властей. Официально, конечно, заявлялось, что этого быть не может вообще. Но примерно в 1982 году китайские власти осознали, что фермерская партизанщина стала массовым явлением и приносит очень хорошие результаты даже на заброшенных малоплодородных землях. Была внедрена система производственной ответственности (закрепление производственных заданий за крестьянскими домохозяйствами). Одновременно было покончено со всеми колхозами и производственными бригадами на селе.

Вторая периферийная революция — сельская индустриализация, а именно подъем волостных и поселковых предприятий. Как отмечал сам Дэн Сяопин:

«Величайшим успехом нашей аграрной реформы, на который мы совершенно не рассчитывали, было возникновение большого количество предприятий, управляемых деревнями и волостями… На протяжении последних нескольких лет стоимость произведенной ими продукции росла более чем на 20% в год. Этот рост волостных и поселковых предприятий, в первую очередь промышленных, обеспечил работой 50% незанятых крестьян… Ни я, ни другие товарищи не могли себе представить такого результата; для нас это полная неожиданность».

Число крестьян, занятых на этих предприятиях, увеличилось с 28 миллионов в 1978 году до максимума в 135 миллионов в 1996-м. За тот же период доля волостных и поселковых предприятий в ВВП Китая поднялась с 6 до 26% при том, что сам ВВП стремительно рос. Все эти волостные и поселковые предприятия были государственными только по названию и государственным планом они связаны не были. Более того, автономность этих поселковых и волостных предприятий позволяла давать им взятки — «премии к цене» — при закупке сырья и продаже своих товаров. Специализировались они на товарах повышенного спроса — строительные материалы и продукция, применяемая в жилищном строительстве, товары легкой промышленности и предметы домашнего обихода. В отличие от государственных предприятий волостные и поселковые предприятия использовали трудоемкие производственные методы и комплектующие низкого технического передела. Понятно, что их гибкость и автономность сделала из них серьезных конкурентов госпредприятиям.

Третья периферийная революция — индивидуальные частные предприятия в городах. В конце 70-х в Китае началась стремительная урбанизация. В китайские города хлынул поток деревенских молодых людей. По некоторым оценкам, их число достигло 10% процентов городского населения. В городах стало нарастать напряжение на рынке труда, стало много безработных. Чтобы ситуация не вышла из под контроля (а уже начались протесты) Компартия Китая разрешила в 1979 году индивидуальную трудовую деятельность. Таким вот вынужденным образом в городах появился массовый частный сектор, который вскоре стал показывать потрясающие результаты.

Четвертая периферийная революция — особые экономические зоны (ОЭЗ). Первая из них — Шэньчжэнь, был маленьким бедным городом в уезде Баоань на юго-востоке провинции Гуандун. От богатого процветающего капиталистического Гонконга его отделяла река. Соседство с Гонконгом сослужило дурную службу — из-за нелегальной эмиграции было объявлено чрезвычайное положение. Тысячи китайцев тонули в попытках переплыть реку — течением их выносило обратно на родной берег. Из нескольких прибрежных деревушек в Гонконг убежало более половины населения. Когда Дэну Сяопину доложили об этом, она ответил: «Это говорит о слабых местах в нашей политике. Армия тут не поможет». Он понял, что главное — поднять уровень жизни, и придумал сам термин «особые экономические зоны». В 1979 году китайские власти одобрили создание ОЭЗ в 4 местах Китая (Шэньчжень, Чжухай и Шаньтоу в провинции Гуандун, а также Сямынь в провинции Фуцзянь). Такие зоны были призваны стать не только промышленными парками для экспортно ориентированных предприятий, но и предоставлять все услуги, необходимые для успешного развития производства и торговли, — образовательные, коммерческие, юридические и административные. Промышленные парки в особых зонах было решено дополнить научно-исследовательскими, жилыми, торговыми и административными районами. По завершении строительства каждая особая зона должна была представлять собой полностью оборудованный, самоокупающийся и хозяйствующий субъект. Это дало совершенно потрясающий результат: так, например, за 30 лет Шэньчжень превратился из рыбацкого городка, в котором от силы проживало 30 тыс. человек, в третий по величине и самый быстрорастущий город Китая с численностью населения, превышающей 14 миллионов человек. Успех первых ОЭЗ вдохновил китайское правительство в 1984 году на открытие еще 14 новых ОЭЗ в прибрежных городах.

По состоянию на январь 2012 года в Китае насчитывалось 128 национальных экономических и технологических зон развития, играющих значительную роль в национальной экономике. Темпы экономического роста в национальных промышленных парках в среднем в три раза превышают темпы роста ВВП Китая. В дополнение к национальным промышленным паркам в Китае существуют тысячи провинциальных, муниципальных и уездных парков. Многие поселковые власти располагают более чем одним промышленным парком.

Четыре периферийные революции, произошедшие на обочине выстроенной Мао экономики, породили динамично развивающийся частный сектор. Они освободили 800 млн крестьян от подневольной работы на государство, позволили основать свой бизнес почти 20 миллионам молодых людей, приехавших из деревни в город, а также создали несколько зон, где добились успеха китайские и иностранные предприниматели, невольно продемонстрировали преимущество капиталистической системы. Что касается реформы госпредприятий, которая была направлена на укрепление госсектора, а не на приватизацию (как в России), то здесь госсектор продолжал испытывать трудности, в то время как негосударственный, порожденный периферийными революциями, рос уверенно и быстро за пределами централизованного планирования.

Трансформационная ломка

Государственные предприятия в Китае контролировались разноуровневыми органами власти, включая центральное правительство (министерства, подчинявшихся Госсовету) и находившиеся на более низких уровнях провинциальные, окружные, муниципальные органы управления (в городах) и уездные власти (в сельской местности). Кроме того, действовали две разные цепочки управления госпредприятиями — вертикальная («тяотяо») и горизонтальная («куанкуан»). Во всех отраслях народного хозяйства вертикальная цепочка иерархии выстраивалась от центрального аппарата (министерства) вниз до местных отраслевых департаментов (провинциальных, муниципальных, уездных). Горизонтальная цепочка простиралась от Госсовета до провинциальных, муниципальных и уездных органов власти.

Таким образом, госпредприятия страдали не только от обилия предписаний и норм, но и от того, что в каждом отдельном случае предъявлялись свои требования.

Когда в Китае впервые ввели систему производственной ответственности крестьянских домохозяйств, она представляла собой не более чем контракт между государством и крестьянами, благодаря которому крестьянские дворы превратились в мотивированных претендентов на доход после выполнения нормы выработки. Изначально государство продолжало диктовать крестьянам, какие сельскохозяйственные культуры им выращивать. Но правительство быстро утратило способность следить за исполнением своих указов.

С середины 1980-х учащиеся китайских университетов устремились в США за дипломами: получить ученую степень в Америке значило иметь самые благоприятные возможности для построения карьеры. Даже дети китайских вождей начали выезжать на учебу в Соединенные Штаты; в 1940-х и 1950-х годах их родителей посылали учиться в Советский Союз.

Понимание того, что рыночная экономика необходима и желательна, — ключевой элемент в процессе реформирования китайской эконом ики. Несколько лет реформ убедили китайской руководство, что централизованное планирование — тайное оружие социализма — не является панацеей. Рыночная экономика вышла за рамки простого дополнения к централизованному планированию и стала восприниматься как незаменимый инструмент регулирования народного хозяйства. Однако она была идеологически приемлемой только в том случае, если не противоречила социализму. Хотя централизованное планирование больше не считалось священным столпом социализма, коллективная собственность продолжала восприниматься как экономическая основа социалистической системы. Компартия по-прежнему верила, что только коллективная собственность способна обеспечить всеобщее благоденствие и предотвратить имущественное неравенство. Таким образом, предвзятое отношение к частному сектору сохранилось и после 1984 года, хотя и в меньшей степени.

В сельском хозяйстве и промышленности в середине 1980-х сложилась двойная система цен. Государство контролировало цены только в пределах квот по закупкам, все что сверху покупалось государством по рыночным ценам. В промышленности государство контролировало цены на сырье и субсидировало энергетику, а на практически все потребительские товары действовали рыночные цены.

Но именно эта «двойная система цен» привела в конечном итоге к далеко идущим последствиям. Виной тому — двухуровневая банковская система, сложившаяся в Китае (Центральный банк Китая и государственные банки — Сельскохозяйственный, Народный строительный банк Китая, Промышленно-торговый банк Китая и Банк Китая, работавший в сфере внешней торговли и инвестиций). Контролируемые цены и банковская система из госбанков породили стимулы к неэффективному кредитованию неэффективных отраслей и, конечно же, к разгулу коррупции. Резко усилилась инфляция: в 1984 году — 2,8%, в 1985 — 9,3%, в 1986 — 6,5%, в 1987 — 7,3%. В 1988 году наступил коллапс — индекс потребительских цен подскочил с 9,5% в январе до 16,5% в июне, 19,3% в июле и 38,6% в августе — до беспрецедентного для Китая уровня. Началась паническая скупка товаров. Так провалилась «двойная система ценообразования», благодаря которой стало возможным обогащение госбанкиров и руководителей госпредприятий за счет арбитражных операций. Разгул социального неравенства, инфляции и коррупции среди госчиновников вызвал к жизни социальные протесты, кульминацией которых стали студенческие волнения 1989 года, которые охватили более 130 китайских городов. Именно на искоренение коррупции был нацелен главный лозунг демонстрантов: «Долой продажных чинуш!». Но, что самое важное, протестующие начали ассоциировать инфляцию, коррупцию и неравенство с экономическими реформами Дэна Сяопина. Начали поднимать голову реакционные силы, требовавшие свернуть реформы и вернуться к старой социалистической модели.

Ну и венец всего — события на площади Тяньаньмэнь. Протестующие разбили палаточный лагерь на площади и оставались в нем более месяца. Количество митингующих увеличивалось, к студентам присоединялись рабочие, служащие, бизнесмены и даже полицейские. Бывали дни, когда на площади собиралось до миллиона человек. В воздухе запахло большим китайским бардаком. Но Дэн Сяопин не дрогнувшей рукой в ночь с 3 на 4 июня направил на площадь танки и бронетранспортеры, которые расстреляли сотни мирных граждан. После подавления протестов правительство произвело масштабную серию арестов среди оставшихся сторонников протестов, наложило запрет на распространение иностранной прессы и поставило под свой строгий контроль освещение событий в китайских СМИ.

Дэн Сяопин как блестящий пропагандист

А тут еще в начале 90-х рухнул СССР и весь социалистический блок. Так что начало 90-х оказалось для Китая временем сомнений и неуверенности в себе. Были разброд и шатания — одни отвергали капиталистическую модель, другие — социалистическую. Китай столкнулся с реальным риском вновь оказаться в ловушке идеологии. Никогда еще экономическим реформам не грозило столь мрачное будущее. Именно в этот момент Дэн Сяопин, 88-летний политик, не занимавший официального поста ни в партии, ни в армии, ни в правительстве, решил вмешаться в ход событий. Он совершил в начале 1992 года беспрецедентное пропагандистское «южное турне». Посещая южные провинции Китая (особенно ОЭЗ в Шэньчжэне), он выступал с зажигательными речами в поддержку экономических реформ и выдвинул на первое место ту концепцию, которую давно вынашивал:

«Отношение планирования и рыночных сил не является главным отличием социализма от капитализма. Плановая экономика не равнозначна социализму, потому что планирование есть и при капитализме; рыночная экономика еще не означает капитализм, потому что рынки есть и при социализме. Как планирование, так и рыночные силы являются средством контроля над экономической деятельностью. Суть социализма — это освобождение и развитие производительных сил, ликвидация эксплуатации и поляризации и полное достижение всеобщего благоденствия. Эту мысль следует донести до народа. Хороши или плохи ценные бумаги и фондовые рынки? Сопряжены ли они с рисками? Свойственны ли они исключительно капитализму? Может ли социализм их использовать? Пусть каждый думает по-своему, но нам стоит попробовать эти вещи. Если спустя год-другой окажется. что эксперимент удался, мы сможем расширить сферу их применения. В противном случае мы сможем поставить точку и отказаться от них. Мы сможем отказаться от них сразу или постепенно, полностью или частично. Чего тут бояться? Пока мы придерживаемся этой позиции, все будет в порядке: мы не наделаем крупных ошибок. Короче говоря, если мы хотим, чтобы социализм доказал свое превосходство над капитализмом, надо без всякого стеснения использовать достижения всех культур и перенимать у других стран — в том числе у развитых капиталистических — все передовые методы работы и управления, отражающие законы, которые регулируют современное общественное производство».

Дэн Сяопин вновь рефреном постоянно повторял на выступлениях: «Не надо бояться! Ставьте смелые эксперименты и прокладывайте новые пути!»

Вся эта поездка глубоко потрясла весь Китай и поставила точку во внутрипартийных дискуссиях. Китай теперь начинает снова поворачиваться к рынку.

К 1993 году количество частных фирм выросло до уровня 1988-го, достигнув 237 тысяч; к 1994 году их уже было 432 тысячи. Объем капитала, зарегистрированного частными фирмами, с 1992 по 1995 год увеличился почти в 20 раз.

Самым заметным следствием поездки Дэна стал феномен «сяхай»: правительственные чиновники, руководители и сотрудники госпредприятий, университетские профессора и ученые из научно-исследовательских институтов отказались от «железной чашки риса» (гарантированный заработок) и покинули работу, чтобы основать новые компании. По данным министерства трудовых ресурсов, в 1992 году государственную службу оставили 120 тысяч человек, решивших создать свой собственный бизнес. Кроме того, более 10 миллионов государственных служащих взяли неоплачиваемый отпуск, чтобы заняться частным предпринимательством. За ними последовали миллионы преподавателей вузов, инженеров и выпускников китайских университетов. Даже «Жэньминь Жибао» в тот год опубликовала статью под названием «Хочешь разбогатеть — займись бизнесом»

Снова реформы

В 1992 году китайское правительство приняло ряд решений, которые в конечном итоге упразднили контроль над ценами. Наличие сильного частного сектора, который более 10 лет трудился над созданием работоспособной системы ценообразования, во многом помогло правительству отказаться от регулирования цен. В этой связи использование системы двойных цен имело важное преимущество: до либерализации цен как частные, так и государственные предприятия уже успели в той или иной степени выйти на рынок и испытать воздействие рыночных сил. Позволили экономическим субъектам познакомиться с рынком, практика двойного ценообразования облегчила, особенно государственным предприятиям, процессы обучения и адаптации к новым условиям. Отныне частные предприятия получили доступ ко всем видам сырья и промежуточных товаров (за исключением банковских кредитов).

Еще одни важный шаг — комплексная налоговая реформа 1994 года с принятием Налогового Кодекса, упростившая всю систему налогообложения. Наиболее заметным компонентом налоговой реформы 1994 года стала замена сложной многоуровневой системы налогов с оборота единым налогом на добавленную стоимость, составляющим 17% для всех производственных фирм. При этом 75% от собранного НДС теперь шло в Пекин, а 25% оставалось местным властям. В сфере услуг был введен налог на предпринимательскую деятельность в размере 3-5% от оборота — в зависимости от характера бизнеса.

НДС стал основным источником дохода местных властей — они теперь соревновались друг с другом, чтобы привлечь инвестиции за счет инфраструктуры и бизнес-среды. Кроме того, в условиях однопартийной системы, показатели экономического роста для местных чиновников являются важнейшим основанием для продвижения по службе. Все кадровые назначения на провинциальном и муниципальном уровне производятся могущественным Организационным отделом ЦК КПК, который с начала 1990-х уделял все большее внимание экономическим показателям в регионах при оценке работы чиновников и повышении их в должности.

Экономическую свободу в регионах не просто терпят, но и всячески поддерживают в Пекине, ведь экономическая свобода позволяет местным властям брать на себя инициативу и экспериментировать с различными преобразованиями на местном уровне (как показывает опыт, это практичный способ оказать содействие реформам). Поскольку местные чиновники назначаются Пекином, который в своей кадровой политике исходит из региональных экономических показателей, местные власти во многом управляют вверенной им территорией — провинцией, городом, уездом, волостью или поселком — как бизнес-корпорацией.

А ведь ранее, на протяжении 1980-х китайское правительство использовало контрактную систему для сбора налогов с провинций. Эта система была введена в 1980 году, чтобы крепить бюджетную дисциплину и стимулировать местные органы власти. В рамках этого режима каждая провинция в индивидуальном порядке договаривалась с Пекином о своей налоговой нагрузке. В результате все регионы платили разные налоги, что еще больше усложнило и без того хаотическое ценообразование, обусловленное введением системы подрядной ответственности руководителей и двойными ценами.

Наиболее важный вклад в развитие региональной конкуренции местные власти внесли благодаря умению извлечь выгоду из гигантских размеров и внутреннего разнообразия Китая. Их усилиями территориальные преимущества Китая преобразовались в высочайшие темпы индустриализации. Когда множество местных администраций (включая 32 администрации провинциального уровня, 282 — муниципального, 2862 — уездного, 19 522 — волостного и 14 677 — поселкового) пробуют отыскать свой путь развития местной экономики, они одновременно ставят множество различных экспериментов, соревнуясь между собой. Время, потраченное на коллективное обучение методом проб и ошибок, значительно сокращается. Распространение успешных методов происходит легко и быстро. Регионы соревнуются между собой не только на рынке факторов производства (капитал и трудовые резервы становятся все более мобильными начиная с середины 1990-х годов), но и в предоставлении общественных благ на местах, структурировании отношений между бизнесом и государственными органами в организации местного производства.

Уроки Китая

За четыре десятилетия после смерти «великого кормчего» Мао Цзэдуна Китай превратился в собственную противоположность: отсталая и замкнутая аграрная страна с тоталитарной диктатурой, запрещающей рынок и частное предпринимательство, стала одной из самых открытых и быстрорастущих индустриальных экономик мира. Не имея ничего, Китай стал, вероятно, наиболее современной и прогрессивной страной в мире с точки зрения развития инфраструктуры и создания промышленных кластеров всех уровней — от нулевых (добыча угля, руды, зерна, древесины) и низких переделов до высокотехнологических областей и ультра-хайтека. При этом как сама инфраструктура заводов, так и оборудование являются самыми современными в мире, если брать по комплексным оценкам всю индустрию. Экспансия столь значительная, что сейчас менее 2% основных фондов в промышленности Китая имеет срок службы более 25 лет. По меркам промышленности все очень современное. В мире нигде нет ничего подобного.

ВВП Китая (в млрд. долл. США)

Так что настоятельно советую прочесть эту блестящую книгу-хронику от Рональда Коуза и Нина Вана.