Новости раздела

Вадим Эйленкриг: «Печально, что критикой проекта «Ветер перемен» занимаются люди, которые на концерте не были»

Музыкальный руководитель «Узгэреш жиле» отвечает на критические замечания Салавата Фатхетдинова и других

Проект обновления татарской эстрады «Ветер перемен», показанный с успехом в Казани и Москве, вызвал неоднозначные суждения. Чаще всего эмоционального плана, впрочем, были и те, кто обиделся, что с ними «не посоветовались». Выдающийся российский музыкант Вадим Эйленкриг, который является музыкальным руководителем проекта, в интервью, данном «Реальному времени», расставляет все точки над i и говорит о том, что «Ветер перемен» подует еще не раз.

«Ветер перемен» нельзя сравнивать с телевизионными шоу»

— Вадим, как вы оцениваете «Ветер перемен» и приходилось ли вам работать на подобном проекте?

— Я вообще не уверен в том, что в России был проект подобного масштаба, независимо от географической точки. «Ветер перемен» уникален со всех сторон. Его изначально почему-то сравнивали с некоторыми телевизионными шоу…

— Например, с «Голосом».

— Да, с «Голосом». Мне кажется, это некорректное сравнение. Цели и задачи у этих проектов разные. Все думают, что цель «Голоса» — найти уникальные голоса, но это не так. Там главное — добиться рейтинга, чтобы все в это время включали телевизоры и смотрели. А кто там победит — по большому счету, это неважно. У «Ветра перемен» целью было найти что-то новое, привнести его на эстраду. «Голос» идет несколько лет, там все накатано, и, потом, это франшиза. Мы же все с самого начала придумывали сами. Мы долго думали, что это будет: конкурс, фестиваль, как это все должно быть, не будут ли звук и картинка отвлекать от музыки…

— И все-таки в чем уникальность «Ветра перемен», если она действительно есть?

— Проект уникален, начиная с музыкального материала, который надо было найти. Над «Ветром перемен», мы это подсчитали, работали более двухсот человек. Мы работали год! В Татарстане велась колоссальная работа, мы искали музыку, нам надо было понять, чему мы можем дать новое прочтение, а чему нет. Была серьезная работа по формированию команды, которая должна была генерировать идеи. Для меня, например, самое ценное в искусстве — это люди, способные генерировать идеи. У нас возникла команда, в которую вошли представители разных поколений, и каждый что-то привнес. Кто здоровый консерватизм, а кто — новое видение и дух бунтарства. По мнению известных телевизионных продюсеров, на нашем проекте самый сильный музыкальный состав. Обычно на телевизионных проектах сидят крепкие музыканты, это профессионалы, которые читают с листа. Чем отличается наш проект? У нас каждый музыкант может выйти и сыграть соло. Мы программу можем сделать, где музыканты будут играть соло. У нас собраны уникальные вокалисты, я увидел, как у некоторых из них произошло изменение сознания. Люди, которые всю жизнь пели только народную музыку, начали понимать, что есть что-то еще, им было интересно.

У нас возникла команда, в которую вошли представители разных поколений, и каждый что-то привнес. Кто здоровый консерватизм, а кто — новое видение и дух бунтарства

— Они больше не будут петь народные песни?

— Будут, конечно. Они приходили на репетиции и сидели с утра до вечера, не только во время своих номеров. Мое мнение как музыканта: вокалиста делают только инструменталисты. Вокалиста можно научить петь, у него может быть тембр, но когда мы говорим о более сложных вещах — о подаче, о фразировке, — тут нужен инструменталист. Недаром же Стинг, Мадонна, Джастин Тимберлейк — все эти люди работают со «звездами», они приглашают и джазовых музыкантов, потому что вся хорошая попса в мире — это производное от джаза.

«Мы получили одобрение от президента»

— Есть мнение, что «Ветер перемен» — неоправданно дорогой проект…

— В течение года работали более двухсот человек, не уверен, что надо проводить такие аналогии, но стоимость нашего проекта — это цена хорошей квартиры в Москве. Год работали более двухсот человек, свет, звук, декорации и так далее. И потом, мы же не остановились! На другой день после концерта в Москве мы сели в студии и начали писать гораздо больше композиций, чем вошло в два отделения концерта. И это все входит в ту стоимость, что называлась. Выйдет альбом. Я пока не знаю, где мы все это будем сводить, — свои пластинки, даже те, что я пишу в России, я свожу в Нью-Йорке, у меня есть два человека, они обладатели «Грэмми» за звукорежиссуру. Лучше них, мне кажется, никто не сделает. Моя цель — сделать продукт, который будет востребован во всем мире.

— То есть вы хотите, чтобы татарская музыка звучала во всем мире?

— Да, я хочу сделать абсолютно мировой проект, продукт, который будет конкурентоспособен. Печально, что критикой проекта занимаются люди, которые сами, как выяснилось, на концерте не были. Есть такой анекдот: «Слышал вчера Карузо, поет фальшиво и картавит, Рабинович мне напел». Есть люди, которые говорят: «А почему не дали деньги нам?» Небольшой нюанс: а почему вам? Сделай продукт, покажи его и тогда говори про деньги. А вообще, сделанный хорошо продукт сам должен приносить деньги. У меня к началу проекта был продукт — это мой оркестр. Не было такого, чтобы я сказал: «Дайте мне деньги, и я соберу оркестр». Оркестр уже был.

— Еще одна претензия к аранжировкам. Есть мнение, что нельзя трогать любимые народом песни.

— Я боюсь, что с таким подходом человечество никогда бы не полетело в космос! Давайте не будем пускать адские паровые машины — лучше ездить на телегах, интернет — это зло и так далее. Эти песни остались в оригинале, но мы дали им еще и новое звучание. Интересно получается, нас обвиняют в том, что мы недостаточные новаторы, и тут же предъявляют претензии в том, что мы что-то изменили. Я знаю, например, что, когда Сайдашев написал «Адриатическое море», тоже были недовольные. То же самое говорили и про «Котэм сине». Говорили, что у татар никогда не было двухголосия, и никогда не было танго. А сейчас нас упрекают в том, что мы трогаем «Адриатическое море» и «Котэм сине». Надо понимать, что каждый, кто вечера был новатором, завтра может стать классиком.

Да, я хочу сделать абсолютно мировой проект, продукт, который будет конкурентоспособен. Печально, что критикой проекта занимаются люди, которые сами, как выяснилось, на концерте не были

— Есть и обиженные, обижаются, что кого-то не пригласили посоветоваться.

— Мы советовались со многим мастерами культуры, мы советовались с теоретиками татарской музыки, нам рассказывали и про правильную мелизматику, и про виды пентатоники. Не уверен, что люди, которые хотели нам что-то советовать, знают эти тонкости. И потом, мы открыты, приходите, советуйте то, что считаете нужным. Но надо уточнить: мы этим занимаемся потому, что вы годами ничего не делали. Мы сделали проект, к которому нет равнодушных, нас или хвалят, или ругают. Про нас говорят, что все очень плохо, и в этом читается эмоциональное отношение. Я открыт для конструктивной критики, скажите конкретно, что плохо. Но не говорят.

— Как вы собираетесь дальше сотрудничать с Татарстаном?

— Я думаю, что эту программу, но уже с презентацией пластинок, мы повторим весной в Казани. И мы однозначно продолжаем то, что начали. Мы получили от президента РТ некое одобрение, и теперь мы можем идти дальше с чуть меньшей осторожностью. Я очень надеюсь на сотрудничество с молодыми композиторами. У меня есть идея сотрудничать не только с композиторами, но и с поэтами. Я уверен, что в Татарстане есть классные поэты. Я уже вижу тех людей, которых я хочу привлечь к проекту. Мы открыты — приходите, советуйте нам. Но приходите с миром, привнесите что-то в наш проект.

Татьяна Мамаева, фото tatar-inform.ru
Справка

Вадим Эйленкриг — российский трубач, педагог и телеведущий. Десять лет солировал в главном биг-бэнде страны — в оркестре Игоря Бутмана. Гастролирует в России, Европе и США. Ведущий программы «Большой джаз» на телеканале «Культура», член жюри Международного телевизионного конкурса «Щелкунчик», соведущий и руководитель оркестра в юбилейном сезоне шоу «Танцы со звездами». Выпустил несколько альбомов. Сотрудничает с топ-исполнителями российского и зарубежного шоу-бизнеса.

Новости партнеров